За следующие три дня не раз пришлось им бояться за ее жизнь, но затем Трис пошла на поправку быстрее.
*
Особняк, который они занимали во Флейе, теперь был превращен в укрепленную тюрьму; хотя Ниротиль предпочитал располагаться на более открытом пространстве, им пришлось развернуть лагерь, добиваясь хорошего прикрытия от возможного обстрела с крыш. Верные короне флейянцы дежурили на чердаках вокруг, но Ниротиль не рисковал, доверяясь лишь им.
В конце концов, никто не знает, сколько может стоить, пока его не пытаются купить, разве нет?
Покои, которые занимала прежде Сонаэнь, теперь стали ее тюрьмой. Полководец незамедлительно приказал подготовить надежные двери для всех возможных проходов, после чего сам тщательно проверил стены и закоулки коридоров вокруг.
Прошла не одна неделя, прежде чем он рискнул встретиться с женой лицом к лицу. Всю первую он и присягнувшие флейянцы, воины почившего Сартола и новобранцы, все, даже госпитальеры, были заняты разбором складов Дворца Наместника.
Очевидно стало, что сети паутины Лияри простирались далеко за пределы Флейи, дотягивались не только до Мирмендела. Они обнаружили без каких-либо отметок о пошлинах или клейма добытчика не только янтарь и жемчуг; табак, нефрит, другие ценные камни, редкости с запада, перламутр — и это было только тем, что досталось им случайно при штурме. Нииротиль не сомневался, где-то во Флейе есть склад больше.
Он, впрочем, не собирался его искать.
Как бы ни был он силен в степях, в чистом поле, под большими стенами осажденных городов, политика требовала более тонкого ведения боя, осторожных поступков и долгого размышления над каждым жестом и словом.
Выбирая между саблей и пером, Ниротиль предпочел бы саблю, всегда. Об этом он поведал Ясеню, но оруженосец, всегда соглашавшийся с ним или молчавший, снова удивил его — как когда-то при знакомстве с Сонаэнь.
— Времена тех битв прошли, дай Бог, — категорично высказался Ясень, — Великая Смута в прошлом.
— Великая, может, и в прошлом. Но ты посмотри на то, что в настоящем!
— Брат Тило, если ты хотел умереть в сражении, тебе это почти удалось, — взгляд Ясеня был чист, тверд и выдавал непоколебимую уверенность в каждом слове, — но Всевышний решил, что тебе предстоит нечто большее и вернул тебе жизнь.
— Припаси слова для храма, святоша, — буркнул Ниротиль.
Внутренне он соглашался с оруженосцем. И раз за разом вечерами останавливался у закрытой двери в покои леди Орты, желая поговорить с ней — и всякий раз отступал.
Наконец, десять дней спустя — десять дней идиотских ревизий, напряженного ожидания вестника из Элдойра и бесмысленных тренировок новобранцев, которых нужно было чем-то занять, Ниротиль был полностью разбит.
Снова и снова мысли возвращали его к той самой ночи — ночи, когда он сделал ей больно, потому что хотел этого, впервые в жизни по-настоящему хотел. Хотел ее унизить, запугать, оскорбить; хотел дать ей почувствовать ту самую пропасть, что разверзлась перед ним, когда ее бесчувственной принесли с пира в его комнаты — и измена была открыта.
Малодушно он даже рад был никогда не узнать о ней. Затем мысли полководца подходили к черте, где Дека Лияри непременно воспользовался бы интрижкой с его леди, чтобы развязать войну — даже если он и отказывался это признавать.
А еще была Триссиль. День ото дня ей становилось лучше, но слова ее о том, что она не войдет живой под одну крышу с «этой женщиной» слишком впечатались в память Ниротиля. Он почти суеверно боялся последствий ее обещания — не зря ее имя было «Правдивая».
Наконец, прибыли вести из Элдойра; Советник появился с личным письмом Правителя Гельвина. Ниротиль не узнавал большую часть лиц, что явились с ним вместе, но в нынешние времена это было привычным делом. Из рук Советника Ниротиль принял сверток с письмом обеими руками. Черный бархат означал добрый знак — мужчина боялся увидеть красный или серый.
Ясень напряженно следил за глазами своего командира. Лицо Ниротиль сохранял спокойным. Под конец письма вздохнул, передал его оруженосцу.
— Бри, Цаур, за мной. Сато Младший мне нужен с парой своих ребят. Пусть десятник Сабир выставит оцепление у площади. Идем, брат Ясень. Навестим Наместника.
*
Мало кто отказался бы от удовольствия жить всегда в обстановке, окружавшей бывшего Наместника в заключении. Лиоттиэль не планировал бросать Лияри в каменный мешок где-нибудь в подвалах особняка, но был бы рад каким-то образом сделать остаток жизни Деки менее терпимым.
Его остановило не только вероятное прибытие Советника — избранные лично королем, они только и делали, что разъезжали по городам и княжествам всего Поднебесья, тихие тени, не выставляющие свою силу напоказ, если и имеющие ее. Ниротиль чувствовал тошноту при мысли, что ему опять придется выгораживать разошедшихся дознавателей, оправдывать пытки и избиения — он устал от этого.
Как и от собственной жестокости, предупреждающей упреки в трусости.
И все же злость засела тяжелым комом в горле, а в сердце вонзила глубоко свои стальные когти ненависть, когда Дека Лияри встретил его стоя, не согнувшись под весом цепей, что сковывали его по рукам и ногам.
Конечно, с него сорвали его многочисленные украшения, проверили его одежду, отняли обувь, но босой, небритый, в сероватой пыли, самообладания Наместник не утратил и признаков страха не являл.
Ниротиль поднял руку с письмом.
— Советник приехал из Элдойра. Здесь твой приговор и твое дело. Ознакомишься?
— Это важно? — Дека склонил голову, словно позабавленный, — сделай мне одолжение: изложи суть.
— Ты умрешь. Завтра.
Звякнули цепи, продетые через кольца в стени. Дека понимающе поджал губы, словно улыбаясь, покивал в задумчивости, настоящей или притворной — сложно было сказать.
— Двое старших твоих сыновей будут казнены с тобой.
Даже тень улыбки покинула лицо Лияри, но он кивнул вновь.
— Твои жены и дочери сохранят свои имения и имена, опекунство над их имуществом берет на себя Советник — он стоит за дверью и ждет своей очереди. Твой третий сын будет помилован. Как не участвовавший в заговоре. Его зовут… — полководец уточнил в письме, — Левр. И все? Просто Левр?
— Это имя дома на суламитской хине, — безжизненно проговорил Дека, — он учится. Он очень одарен от природы. Мы отправили его отсюда давно, еще в детстве… Там он остался. В Мелтагротском университете. Ты же знаешь, что такое Университет? — он не удержался от подначки, — читают, например, изучают науки и искусства.
Ниротиль твердо вознамерился держаться и не отвечать на попытки вывести себя на спор, где он обязательно потерял бы с трудом обретенное самообладание.
— В общем, твоему ученому Левру предписано отказаться от наследства, бросить свою учебу и вступить в ряды учеников Школы Воинов в Элдойре, либо в другом городе, одобренном полководцем Лиоттиэлем. То есть мной.
— Доволен?
Ниротиль отложил письмо, внимательно оглядел своего врага и соперника. Темные круги под глазами Деки выдавали его усталость. Проявились и признаки возраста. Ниротиль не обращал на них внимания раньше.
— Нет, — он решил не кривить душой, — мне даром не сдались твои жены и дети.
— Заведи своих, — с видом предвкушающего знатное развлечение уколол Лияри. Ниротиль закрыл глаза, пытаясь контролировать гнев и дыхание.