– Не цепляйся к словам, малявка! Клад он мог обменять на валюту, а мы тут сидим голову ломаем.
– Конечно, мог, – согласился Мармаров. – Но забрав весь клад, вы бы оставили этот листок?
– Оставил бы. На память. Внукам бы потом показывал…
– Я тоже поместил бы в рамочку и повесил над письменным столом. Но! Тут другая ситуация. Владелец рюкзака явно собирался дать деру. Скорее всего, у него не было времени забрать все, что дорого сердцу. А листок положить не забыл . Я все же склоняюсь к мысли, что этот листок для него был ценен в материальном плане.
– Майя, не теряй время, – поторопил ее Вольдемар, лелеющий свою фантастическую версию о причастности великого поэта к этой находке. – Давай дуй в домик Лермонтова, пока не закрылся, сличи почерк. Если похож, то тайна листка наполовину разгадана – автограф поэта сам по себе весьма раритетный лот на том же Сотби!
Майя с готовностью вскочила и протянула руку к листку.
– Э-э, нет, – произнес Мармаров. – Для этого сойдет и копия. – Он поднялся и вышел в малую гостиную, возвратясь через минуту с копией старинной рукописи.
– У вас здесь и ксерокс имеется?! – поразился Лодик.
– Апартаменты класса люкс, – ответил я за Мармарова.
Когда за Майей закрылась дверь, Мармаров вновь стал вчитываться в текст находки, поминутно заглядывая в свою брошюру.– Думаете, здесь задействована астрология? – поинтересовался я.Под созвездием Лебедя
– Астрология задействована везде, где живет и дышит человек. Вы все, к примеру, упустили из внимания первую фразу послания: «Лишь посвященному, кто рожден под Северным Крестом, откроется тайный код Повелителя Времени…»
– Это звезда? – предположил я, глядя на брошюру, в которую заглядывал Мармаров.
– Созвездие.
– Я слышал о необычайно ярком созвездии Южный Крест, – встрял Вольдемар.
– Северный Крест – так в древние времена называли созвездие Лебедя. Самая яркая звезда – Денеб, расположена в пятом градусе Рыб.
– Жаль, что среди нас нет Рыб! – удрученно сказал Лодик.
– Да уж, – тяжело вздохнул Мармаров, – безграмотность дикая…
Оба друга прыснули. Не удержался от улыбки и я.
– Как можно что-то утверждать, не зная азы?! – повысил голос магистр. – Я прекрасно помню ваши натальные карты. И у меня, и у каждого из вас в пятом градусе Рыб или значимый куспид, или планета.
«Что-то в последние месяцы случайности идут косяком, да еще под реющим флагом закономерности», – подумал я.
– У Лодика там расположен зенит, – продолжил магистр. – У меня Юпитер, у Вольдемара – Меркурий.
– А что это значит? – встрепенулся Вольдемар.
– Это значит, что генератором идей в нашей команде вполне можешь быть ты.
– Стало быть, моя версия о причастности Лермонтова к этой находке не пустышка?!
– Версия есть версия. В 1841 году в этих местах жили еще тысячи людей. Мы просто дождемся Майю, а выводы оставим на потом. И постараемся расшифровать явные подсказки автора послания. На мой взгляд, созвездие Лебедя не случайно обозначено другим, менее распространенным его названием – Северный Крест. Читаем дальше: «Поможет отыскать заветное место Зевс, летящий к Леде». Кто увидел здесь подсказку? Ну!.. Яснее ведь не скажешь! – В этот момент Мармаров сам напоминал Зевса: взгляд горит, молнии из-под бровей сверкают…
– Это ж мифология, – промямлил Лодик. – Я в ней не силен.
– А в произведениях искусства?! – повысил голос магистр.
– Зевс летел к Леде, превратившись… в Лебедя, – растерянно произнес Вольдемар, второй раз за вечер оправдывая свой новый статус вдохновителя идей.– Именно! Автор вторично указывает нам на Лебедя. Именно это понял некто в 1841 году, пририсовав в нижнем правом углу созвездие в виде птицы.
Мармаров раскрыл звездный атлас, где всю страницу занимало созвездие Лебедя (Северный Крест), один к одному повторяя рисунок современника Лермонтова.
– Раз Майя пойдет по местным музеям, пусть выпишет все географические названия со словом «лебедь». Может, это какое-то местное озеро, где современники поэта кормили лебедей…
Но Вольдемар жестко отрезал:
– Нет тут озер, гор и поселков с таким названием. Разве что, – запнулся он, – Белый Лебедь…
– Не чуди! – оборвал его я, поняв, что он сгоряча брякнул экзотическое название местной тюрьмы. – Выброси из головы все, что не относится к девятнадцатому веку. Ясно?
Вольдемар насупился.
– Пока ничего не ясно, – пожал плечами Лодик.
– Зато я знаю, с чего начну я, – вновь почувствовал себя форвардом Вольдемар. – Читайте: «…узришь с высоты птичьего полета». В начале девятнадцатого века это могли быть только вершины гор. Начну с Машука, где телебашня, – объяснил он Лоде. – Кто со мной?
– И какого лебедя там мы будем искать? – отозвался его тезка.
– Белого и непорочного, – уже зло огрызнулся Вольдемар. – Ну ты и Балда Иванович! С вершины будем высматривать все то, что сверху своими очертаниями напоминает птицу.
– Бред! Ты ж меня водил на обзорную площадку – ничего похожего мы не видели. Стало быть, откуда автор послания мог знать, что видно с высоты птичьего полета? – иезуитским тоном бросил Лодик. – На самолетах и прочих летательных аппаратах тогда не летали.
– Хороший вопрос, – кивнул Мармаров.
– От строителей или архитекторов, к примеру, – пожал плечами Вольдемар. – Именно двадцатые годы девятнадцатого века обозначены в нынешних путеводителях как время первого строительного бума Кавминвод. Даже Пушкин, кажется, в 1829 году восхищенно отзывался о разительных переменах на Горячих Водах.
– Может, мы, поторопились, послав Майю в музей? – улыбнулся Мармаров.
– Это у нас знает каждый школьник, – смутился Вольдемар.
– Вольдемар нас верно подвел к резюме о строителях – раз был строительный бум, значит, у специалистов были и подробные панорамные карты местности. Стало быть, автор письма – протоиерей Василий имел неких строителей в друзьях, соседях, знакомых. Это подтверждает и фраза из послания: «Камень – в срединной точке свода рукотворной пещеры». Ру-ко-твор-ной!
– Вольдемар, – уже вклинился я, – поручи сестре выписать данные о всех местных стройках лет за пять-семь до 1830 года, может, так всплывет и наша рукотворная пещера?
– Ох, а не широк ли невод? – усмехнулся Лодик.
– Широк-широк, батенька, – нарочито картавя, спаясничал Вольдемар. – Но рыбка-то золотая!
– Правильно излагаешь, мыслитель. Абрис задач всем, надеюсь, понятен? – закруглил наш брейн-ринг магистр. – Встретимся через день. Думаю, к одиннадцати часам в самый раз.
У порога Вольдемар обернулся: – Михаил Данилович! Вы говорили мне и Лоде, что у вас к нам пара вопросов.
Мармаров непонимающе хлопал глазами, опираясь на косяк входной двери.
– Еще до находки карты сокровищ, – уточнил Вольдемар.– А-а, да-да-да, – протянул магистр, глянув на преобразившегося Лодика: в глазах азарт, нетерпение, дай волю, он и до потолка подпрыгнет на радостях. – Теперь это пустое – вопросы отпали сами по себе.
Глава III
Хлябин
– Осторожно! Двери закрываются… Искаженный динамиком бесполый голос вырвал его из дремы. Хлябин нервно заозирался. В его вагон вошли лишь две пожилые, знакомые лицом тетки, каждая с тяжелой клеенчатой сумкой – везут на продажу утреннее молоко, сыр да яйца. В курортном Пятигорске – товар ходовой.
Да-а… Нервы ни к черту. Недаром рейтинг неприятностей возглавляют глаголы: ждать и догонять . Догонять он давно перестал – отдогонялся. На его долю теперь выпало бремя ждать . Три недели назад Хлябина предупредили, что дни его сочтены. Увы, это была не шутка. Тому типу было не до смеха – это он знал твердо.
Дней десять он просидел взаперти на больничном. Втайне от жены и сына (незачем расстраивать раньше времени) оформил завещание. От страха и паники у него действительно повысилось давление, проявились было симптомы диабета. Но анализы, обследования и прочая околобольничная хренотень оказались в норме. Пришлось выйти на работу. И озираться. И ждать. Кирпича ли на голову, наезда ли из-за угла, наемного ли киллера?.. И даже утомиться от этого ожидания. Скорей бы уж, что ли…