Но очень многого Рост рассмотреть не успел, Джар с Синтрой посадили их гравилет на выложенную розовым и коричневым мрамором посадочную площадку, Пинса тут же выбралась наружу и в сопровождении Лодика двинулась к дому, виднеющемуся за высокими кустами с очень крупными, похожими на сирень кистями цветов. Рост последовал за ними почти строевым шагом, хотя никакой стражи поблизости видно не было.
Наоборот, парк, как и сам дворец, поражал безлюдностью и огромными пространствами, свойственными, скорее, уже какой-то храмовой, а не дворцовой, традиции. А возможно, это и был своего рода храм, вот только главное его божество было не абстрактным, а вполне реальным, и Ростику предстояло его увидеть.
Еще не войдя в сам дворец, Рост почувствовал ауру очень мощного сознания, тренированного, холодного, пожалуй что даже слегка бездушного, словно бы и не участвующего в этой жизни. Но тогда возникал вопрос – для кого же были созданы эти красоты паркового искусства, если самому хозяину они были малоинтересны? Впрочем, на этот вопрос, как и на многие другие, Ростик вряд ли мог получить ответ, он уже привык к этому и не слишком демонстрировал свое любопытство.
Они двинулись по бесконечной анфиладе комнат, и хотя Ростик не очень осматривался, вдруг он понял, что глядит на некий предмет… И не может от него отвести глаз. Предмет стоял на специальном столике. Собственно, по виду он представлял собой неясного назначения шкафчик с кнопками, от которого на проводах отходил некий шлем с клеммами, выведенными ровными рядами так, чтобы охватывать голову примерно человеческого размера. В передней части шлема, как раз напротив глаз, неярко светились небольшие оконца, в которых, если бы удалось этот шлем надеть, можно было бы увидеть… какие-то картинки в стереоскопическом исполнении, с очень правильными цветами и перспективой.
К счастью, у следующей же двери Ростика остановил стражник, вооруженный мечом, здорово смахивающим на римский гладиус, только со всякими завитушками и полудрагоценными камнями. Лодик чуть оглянулся и подмигнул Росту, словно предлагал ему подождать там, где его остановили. Сам он следом за Пинсой ушел куда-то дальше.
Рост тут же вернулся к странной машине и, оглянувшись на индифферентного стражника, быстро натянул шлем.
И тотчас его сознание раздвоилось. То есть умом-то он понимал, что находится во дворце неизвестного пока Фиската, но не мог, да и не хотел отвлечься от того мира, который видел и слышал перед собой посредством магического шлема. А видел он горы, озеро и совершенно невиданных, неизвестных животных, которые стадами бродили по этой… саванне. Подумав, Рост попробовал сделать шаг… И тут же понял, что упирается в край столика, на котором находилась чудесная машина, но в шлеме он этот шаг закончил, и никакого столика не было.
Тогда Рост только представил себе, что он… взлетает, взмахнув руками, как крыльями. И он действительно полетел, разом сделавшись не больше обычного сокола. Это было здорово! Ни о чем подобном Ростик прежде не знал, даже не подозревал, что такие штуки возможны.
Но на сознание давило что-то, находящееся вне его способности оценивать ситуацию, что-то странное. То ли музыка, то ли просто волна, подобная несущей частоте в радио. Он попробовал представить, что она исчезает… И не смог, она была свойственна машине. Тогда Рост попытался сделать так, чтобы его сознание приспособилось к этому давлению, поддалось ему, приняло, фигурально говоря, требуемую этой машиной форму. И это ему удалось, хотя как человеку, а не губиску, это было не слишком удобно. Но чтобы ощущать этот полет, видеть этот выдуманный мир, слышать шум реки под собой, различать, словно в подзорную трубу, дали, лежащие вокруг него, стоило постараться…
Внезапно все исчезло. Шлем с его головы сдернула Пинса, поблескивая провалами своих глаз, она стояла перед ним и была очень сердита.
– Ты здесь не для того, чтобы обучаться… – она добавила еще одно слово, которое, как Ростик понял, означало чудесную машину. – Пошли, иначе хозяин рассердится.
На этот раз они прошли мимо стражи в тот зал, в котором Пинса с Лодиком уже побывали, и Ростик приготовился предстать перед чегетазуром Фискатом. Но… никого в зале не оказалось.
Пинса, впрочем, этим не смутилась, а вытянулась и стала, четко выговаривая слова, докладывать кому-то, кто, вероятно, незаметно наблюдал за прибывшей троицей.