И это навело его на печальную мысль о том, насколько же мужская природа зависима от женского начала, от женщин вообще, и самое скверное, что женщины, кажется, об этом всегда знают. Это заставляло его злиться, кажется, впервые после того, как он стал свидетелем налета на лагерь ламаров. Да, именно так – не мучиться, не сожалеть, а именно злиться.
К полудню следующего дня он все еще валялся в кровати, хотя особой надобности в этом не было, потому что лечение доктора или, скорее всего, Савафа, устроившего последние изменения, дало результат. Рост снова почувствовал вкус к жизни, по крайней мере, ему захотелось раздобыть новые книги, например, о межличностных отношениях разных видов пурпурных и иных господствующих рас их сообщества. Но он все-таки лежал и думал, причем вполне в духе социалистического реализма.
Он думал, что вот в романе какого-нибудь не шибко проникновенного литератора герой, попавший, хотя бы примерно, в его ситуацию, непременно поднял бы восстание, устроил революцию, и даже эта самая революция обязательно победила бы, привела к власти люмпенов или, в крайнем случае, ремесленников. В коммунистических книгах так положено. А на деле…
Эти бестолковые литераторы просто не знают жизни, не видели этого мира, даже не догадываются, что нигде «просто так» не восстают. Хотя бы потому, что широкое оповещение людей о революционных планах тут же вызвало бы физическое истребление пропагандирующих подобные идеи элементов. Просто кто-то донесет и кто-нибудь примет меры… А без этого самого оповещения ничего не выйдет, ведь солдат с оружием тоже где-то нужно найти, завербовать, склонить к пониманию несправедливости существующего положения вещей… Нет, никакой революции у Ростика не получится.
И все-таки он стал искать какой-нибудь выход из ситуации. Как ни смехотворна была мысль о революциях, уже то, что он искал этот выход, пусть и в гротескной форме, свидетельствовало, что его так называемая «болезнь» отступала. Он выздоравливал. И это было хорошо, потому что доказывало еще кое-что, а именно – он не сдался. А еще точнее – все-таки его не купили, вернее, он отказался продаваться.
Часть III
Трампан-Сим
Глава 13
Все было как обычно, с десяток черных треугольников со всех направлений разом – чтобы ламарам некуда было бежать – сошлись, используя всю свою огневую мощь. Но даже этого удара оказалось недостаточно, потому что большая часть деревни была вкопана в крутой для этой местности берег озерца. Основная часть ламаров и сидела в этих норах, ожидая своей участи. Эти же норы и не давали пурпурным обнаружить эту деревню… Если бы не Ростик.
Тем не менее довольно скоро на поверхности было уничтожено все, что можно, потом на транспортных машинах подтащили с полсотни вас-смеров. Они высадились и закрепились на территории, окружив довольно жидким, но непреодолимым кольцом ту самую часть берега, где находились ламары. К тому же из воздушной орды антигравов высадились боевики пурпурных, подавили остатки сопротивления и принялись почти деловито забрасывать в эти норы, где прятались деревенские, дымовые шашки. Вот тогда-то ламары и полезли, некоторые еще стреляли из луков, кто-то пальнул даже из ружья, но в основном они сдавались. Их тут же собирали в толпы, вязали и грузили на корабли, чтобы отправить в тыл, в рабство.
К тому времени загорелся окружающий лес, расстилая над землей дымное полотнище, под которым даже Ростику с его тренированными способностями понимать то, чего никто видеть не мог, стало трудно ориентироваться. И тогда, как много раз уже бывало, на него накатила волна безразличия, отупения и отвращения к себе, к слишком успешным пурпурным, к жизни вообще.
Вот и еще одна деревня прекратила свое существование, вот и еще один обоз с рабами будет отправлен куда-то на северо-восток, к Вагосу. Вот и еще один кусок прекрасного леса с деревьями, похожими на колонны, подпирающие небо, будет сожжен, уничтожен, и на этом месте через пару недель обоснуются комши.
Первым делом они что-то сделают с местной травой, которая была больше всего похожа на плотный, почти без просветов, ковер из узорчатого кружева, где ни один листочек не повторял соседний. Особенно старательно комши уничтожат голубоватые цветы, пахнущие как сирень из Боловска и одновремено как раздавленная полынь – горьковато, вкусно и совершенно по-родному. Почему этот запах вызывал воспоминания о детстве, маме, друзьях и родном городе, Ростик не умел объяснить даже себе.
А еще через месяц на этом месте не останется почти ничего, кроме голой земли, смешанной с золой, и комши начнут высаживать здесь свои клубни, а если плантация получится хорошей, то и переселят сюда несколько тысяч пауков. Те организуют подобие фермы и начнут размножаться с той страшной стремительностью, которая свойственна насекомым и которая у крупных и агрессивных пауков зависит только от количества потребляемой пищи.
Джар, как обычно в таких случаях, выглядел очень довольным, вслух подсчитывал наградные, которые они с Синтрой получат за удачную операцию, в особенном приступе самодовольства похлопывал Ростика по плечу, не высказываясь, но определенно радуясь тому, что именно ему выпала такая выгодная работенка по обслуживанию этого уродливого и непонятного парня малораспространенной, но такой эффективной расы.
Когда с деревней было почти покончено, что-то вдруг изменилось, пошло не так, как предполагалось. Потому что вдруг из тех же нор, из которых уже вышли женщины и дети, вдруг стали выползать какие-то прозрачные кляксы, медлительные, но и вполне расчетливые в своих движениях. Сначала их даже никто не заметил. И появились они абсолютно бесшумно, только Рост понял, что они появляются, но даже ему было невозможно понять, что же эти новые враги пурпурных собираются делать…
А сделали они удивительную вещь. Приподнимаясь на каких-то щупальцах, вырастающих из передней части все время меняющегося туловища, они вдруг… стали стрелять едва видимыми струями, тонкими и летящими по очень пологой дуге, в кружащие над деревней антигравы. И почти каждый из этих… плевков попадал в цель. Тогда участь летающей лодки губисков была решена, потому что ее почти сразу начинало болтать из стороны в сторону, словно экипаж такого антиграва погибал… В конце концов почти все машины губисков, которые были поражены таинственными прозрачными кляксами, рухнули на землю и обратились в груды обломков. Некоторые, разумеется, взорвались. Тогда на происходящее обратили внимание офицеры.
Сначала в сознании Роста прозвучал негодующий вопль не в меру развитого в ментальном плане г'мета, потом поднялся вой, стон, и тогда даже обычным образом, со стороны солдат, расхаживающих по деревне с видом несомненных победителей, стали доноситься крики ужаса. Экипажи антигравов, которые наконец-то сообразили, что за опасность им угрожает, попробовали увести машины, но и это было непросто, потому что некоторые из прозрачных, чуть дольше, чем обычно прицеливаясь, добивали своими… выстрелами до целей, находящихся более чем за километр от деревни. Ростик едва верил своим глазам, он и не знал, что у ламаров существует такой эффективный способ защиты, что они умеют использовать таких удивительных… союзников.
– Боноки! – заорал вдруг и Джар. – Боноки!..
В этом вопле был такой ужас, что Рост даже привстал со своего сиденья за пушечками антиграва, чтобы получше рассмотреть этих зверей. Или не зверей, а существ, наделенных сознанием? Уж очень толково они подловили губисков… Даже некоторую, хотя и незначительную часть ламаров отдали, якобы в плен, чтобы противник собрался в кучу, чтобы можно было расстреливать его, как на стенде, чрезвычайно экономно и без промахов.
Антиграв, за рычагами которого сидели Джар с Синтрой, круто отвалил в сторону, Рост даже не помнил, чтобы эти пилоты закладывали такой вираж, а потом резко прибавили ходу… Вот только это мало помогло. Какой-то шипящий удар прозвучал резко и непривычно, словно в спальне кто-то вздумал резко ударить в гонг… Синтра сразу же, как автомат, вывела машину вниз и уже через пять-семь секунд они плюхнулись на высокую траву, зашелестевшую под обшивкой. Последовало несколько ударов, и Джар одним движением выскользнул в моментально открытый между пилотами люк… Рост сообразил, что покинуть машину обычным образом, через широкий и удобный выход в кормовой части антиграва по каким-то причинам невозможно. А потом понял, почему это невозможно – гребцы на котлах умирали, причем страшно, задыхаясь и издавая хрипы от невозможности вдохнуть воздух.