— Мы никого не убиваем, — жестко отсекает Юра.
— Правда? А как же передозировки?
— Люди сами не знают пределы своих возможностей и поэтому умирают.
— И вы им совсем в этом не помогаете, предоставляя наркотики на любой выбор и вкус? Это же как дать маленькому ребенку мешок конфет, он не знает меры и съесть всё, а потом ему станет плохо, и вины родителей, которые вручили ему сладкий мешок, в его самочувствии совсем нет, так получается?
— Взрослые люди уже не дети. Они могут сами следить за собой и своими поступками и должны принимать последствия своих действий.
Пораженно смотрю на него, не веря, что это говорит именно Звягинцев, человек ставший сначала мне другом, а затем и любимым человеком. Как я могла не замечать того, какой он на самом деле? Как я могла поверить в создаваемую им иллюзию высокоморального человека, когда внутри он мерзавец и подонок? Смотрю на мужчину перед собой, и понимаю, что он мне совершенно чужой.
— Я тебя не знаю, — качаю головой и делаю пару шагов назад, к выходу из кухни. — Я тебя совсем не знаю. Ты не тот Юра, который мне нравился. Я не уверена, что тот Юра хоть когда-то существовал в реальности, а не только в моем сознании.
— Алиссия, — зовёт он и делает шаг ко мне, но я его опережаю и буквально бегу в прихожую.
Надо уходить, как можно быстрее. Здесь я поддержки точно не найду.
— Стой! — Звягинцев ловит меня за руку, когда я уже хватаюсь за ручку входной двери и собираюсь выйти. — Куда ты? Лисса, давай поговорим! Нам надо поговорить
— Нам с тобой не о чем разговаривать, — отрезаю я, вырываясь из его лап, и выбегаю из квартиры.
Дальше всё происходит как в самом страшном сне. Я прихожу в полицию, обо всём рассказываю, достаю флэшку. Сначала меня внимательно слушают, но затем приходит начальник отделения и отдаёт какой-то приказ, который я не разбираю.
Мне говорят, что со мной будут разговаривать в другой комнате. Я следую за полицейскими, не ожидая никакого подвоха, но вместо другой комнаты меня толкают в камеру и продолжают разговор на совсем другом языке.
Меня жестоко избивают.
* * *
Сильный удар в живот, затем по голове и в лицо. В ушах лютый звон, все остальные части тела я почти не чувствую от боли. Кажется, они меня бьют уже вечность и конца не видно, потому что моё тело продолжает отчаянно хвататься за жизнь. Я понятия не имела, что оно способно вынести так много страданий и боли, и понятия не имею, на сколько его ещё хватит. Надеюсь, что ненадолго, потому что я больше не могу.
— Не надо, — скулю в ответ. — Пожалуйста…
В ответ — громкий мужской гогот и ещё одна серия ударов. Как жаль, что всё ещё не последняя.
— Я отцу расскажу, — предпринимаю жалкую попытку я. — Он не оставит ни одного из вас в живых.
Один из мужчин хватает меня за волосы и резко поднимает, заставляя на него посмотреть.
— Давай, красавица, расскажи, — шипит мне в лицо, забрызгивая своей слюной мои щеки, губы, лоб и подбородок, — только перед этим мы ещё с тобой порезвимся, а потом рассказывай всё, что мы с тобой сделали. Думаешь, мы не знаем, кто твой отец? Поверь мне, твой батя в курсе и дал нам на это разрешение.
— Отпустите… — молю я из последних сил, но он бьёт меня прямо в лицо, не жалея. Мне так больно, я готова умереть, лишь бы это прекратилось.
Мам, можно к тебе? Я больше не могу, я больше не хочу… Я знаю, что ты меня примешь, обнимешь и приласкаешь. Пожалуйста, забери меня из этого ужаса!
Ещё один удар, но ему я уже рада, так как, возможно, именно он последний, и я, наконец, увижу маму.
Перед глазами всё темнеет, и я теряю сознание.
* * *
Просыпаюсь от того, что кто-то меня тормошит.
Всё тело адски болит. На мне нет живого места.
Открываю глаза и вижу перед собой старичка в полицейской форме.
— Вставай, внученька, вставай, — шепчет он. — Они на тебе живого места не оставят, если я тебя прямо сейчас не выведу. Что за изверги!
У меня нет сил ни что-либо делать, ни о чём-либо думать, лишь о том, как бы пережить боль, которую я испытываю. Я и правда думала, что умерла, но, кажется, моё тело выносливее, чем я думала.
— Давай же, внучка, ты сможешь, — продолжает шептать старичок и тянет меня вверх.
Я подчиняюсь и, невзирая на испытываемую боль, встаю.
— Молодец, ещё чуть-чуть совсем осталось…
Всем своим весом опираюсь на старичка и еле-еле переставляю ноги. Перед глазами всё плывёт, я почти ничего не вижу.
— Я их всех водкой со снотворным споил, не мог смотреть, как они такое дитя избивают. Что бы ты ни натворила, такого отношения не заслуживает никто.