Они выслеживали спрятанные активы и средства самых лютых диктаторов и военных преступников, за деньги могли провернуть что угодно: выкрасть заложника прямо из рук колумбийских партизан или собрать полновесный морской, воздушный или сухопутный отряд и подавить заговор или переворот.
Я никак не мог поверить, что эта женщина, стряхивающая крошки молотого кофе с резаной бумаги, и есть Эмили Блум, самая недосягаемая молодая женщина Джорджтауна.
– Я Майк Форд, друг Така Штрауса.
Она на секунду задумалась.
– Да, конечно. Кажется, он вас упоминал.
Таку она очень нравилась. Он был одним из моих лучших друзей в Вашингтоне и много говорил о Блум. Она была наследницей этого состояния по корпоративной безопасности, и Так клеился к ней еще со студенческих лет. Теперь я начал понимать почему.
– Вы не против рассказать, какое имеете отношение к тем господам? – спросила она.
У «Блум секьюрити» имелись веские причины сидеть на хвосте у типа вроде Линча. А у меня – нет.
Она подкатила в офисном кресле к рабочему столу и что-то набрала на клавиатуре компьютера. Я увидел в окне свое лицо, отразившееся с экрана. Она проверяла информацию обо мне.
– Возможно, у моего брата проблемы с этими парнями. Я пытался выяснить, в чем тут дело и могу ли я ему помочь.
Она пожевала нижнюю губу, вчитываясь в текст.
– А какого рода проблемы?
Судя по виду, ответ ее не очень интересовал. Возможно, искренне, но я заподозрил, что такова была ее тактика сбора информации.
– Если честно, я толком ничего не знаю. Лишь то, что они ему угрожают.
У ее фирмы имелись очень тесные связи с правоохранительными органами, и у меня возникло ощущение, что я на допросе, а потому опустил бо́льшую часть подробностей.
– Вам известно, кто они такие? – спросил я. – И что происходит в том офисном здании?
Я предположил, что в файле, который она читала, нашлось почти все, что она хотела обо мне узнать. Она чуть расслабилась, вернулась к столу и принялась неторопливо перебирать обрезки пропущенной через измельчитель бумаги, как будто решала кроссворд. Очевидно, проверку я прошел.
– Если бы я знала о них все, мне не пришлось бы копаться в мусоре. У меня контракт с правоохранительными органами: наблюдение, но с ограничением задач. Полной информации у меня нет. Что-то связанное с финансовыми преступлениями. Если честно, то вряд ли у кого-то есть важные сведения об этой шайке.
Она положила в нужное место еще одну полоску бумаги, складывая головоломку.
– Почему вы не хотите мне все рассказать, Майк?
– Это все, что мне известно.
Она холодно взглянула на меня.
– А зачем вам этот мусор? – спросил я наобум, лишь бы уйти из-под этого взгляда.
– Я решила, что наша операция провалена, поэтому схватила все, что смогла.
– Но почему вы сами занимаетесь такой работой?
– Да просто решила размяться. Это дело – самое интересное из нынешних городских событий. И делать эту работу намного приятнее, чем пялиться на презентации и прогнозы прибылей. К тому же это неплохое напоминание о том, что люди, несмотря на «Гольфстримы», бывших сенаторов и кофейные столики «Саринен», в конечном счете платят нам за копание в мусоре – в буквальном смысле слова.
– А это законно?
– Вполне. До тех пор, пока не делается прилюдно, у всех на глазах.
В офис заглянул коллега Блум, симпатичный парень лет двадцати пяти, и вручил ей записку.
– Вам что-нибудь нужно? – спросил он.
– Да. Моему другу нужно почиститься.
По его манерам я заключил, что это ее помощник. Я изучил свое отражение в окне. Ну и рожа: щека грязная после знакомства с капотом машины Линча, набухший фингал, оставшийся от вчерашнего вечера. Парень вернулся с теплым полотенцем, настолько приятным и толстым, что я взглянул на этикетку, чтобы запомнить производителя.
– Заместитель директора уже пришел, – сообщил помощник.
Блум взглянула на часы и негромко ругнулась.
– Пусть поднимется сюда в пять. Спасибо, Себастиан.
– По-моему, вы сейчас охотно занялись бы чем-то другим, – заметил я.
– Пустая болтовня. Деловые завтраки, обеды и ужины семь дней в неделю. Фальшивые улыбки, дерьмовые шутки и мольбы к надутым индюкам, чтобы они дали нам побольше работы. Половина из них отказывается верить, что я здесь действительно всем заправляю. Для второй половины я всего лишь фамилия и рукопожатие, чтобы у крупных заказчиков появилось ощущение, будто они заключили контракт на уровне руководства фирмы. Но мне грех жаловаться. В том, что на здании написано твое имя и тебе принадлежат сто процентов акций класса «А», есть и приятная сторона – мне очень многое сходит с рук. – Она подняла клочок бумаги. – Вы точно ничего больше не знаете о тех ребятах?