— Образованные люди не должны сердиться из-за убеждений, — сказал один чиновник.
— Господа, сыграемте в карты! — сказал становой.
— Нам некогда, Максим Васильич: у нас комиссия, — сказал один из чиновников.
— Успеете еще. Пойдемте в сад.
Гости согласились сыграть в стуколку. Ушли в сад. В саду были поставлены два стола: один с винами и закуской, а другой для играющих. Сели играть два губернаторских чиновника, становой, хозяин и Василий Гаврилыч. Александр Алексеич ходил по саду со Степанидой Федоровной, Иван Иваныч прикурнул в саду, а Егор Иваныч сидел с детьми.
Во дворе пировали крестьяне с женами. Федор Терентьич, по заведенному порядку, созвал несколько хороших крестьян с женами и детьми, выставил им ведро водки, два ведра пива и выдал из кухни два пирога с рыбой и две латки с двумя поросенками. Крестьяне напились: одни запели песни, другие кричали:
— Ай да отец Федор!
— Угостил, голубчик!
— Дай ему бог много лет здравствовать!
— Эй, Терентьич! скличь-ко матушку.
— Уж мы поблагодарим ее… Зови ее, Анну-то Митревну!
Терентьич ушел и воротился:
— Анна-то Митревна спать изволит.
— Умаялась, голубушка! Дай бог ей здоровья! — вопят бабы и крестятся.
Трое крестьян борются, прочие хохочут.
— Эй ты, Егорко! ногой-то его, ногой! Вот так!
— Да вы вдвоем лучше.
— А что, братцы, кто лучше: отец Федор али отец Василей?
— Ништо. Отец Федор лучше.
— Нет, по-моему, отец Василей лучше.
— Всё однако. А што, ребя! водки-то маловато… вали еще! Митюха, сбегай-ко в кабак за четвертной!
— Будет вам, лешие! Налопались и так! — кричат бабы.
— Ну вас к лешим! пошли домой!
— А кто это там в саду-то?
— Да следственники, бают, по монеткам приехали.
— Братцы, подем домой… Они, знаешь, штука!
— Подем. Поди, Митюха, зови отца Федора.
К крестьянам подошел Егор Иваныч.
— А, Егор Иваныч! Наше вам-с! Как поживаете, Егор Иваныч?
— Слава богу.
— Присядьте, Егор Иваныч, с нами.
— Не трог! Што беспокоишь?..
Егор Иваныч сел.
— Ну как, братцы, поживаете?
— Ништо. Вашими молитвами, слава те господи.
— А што, Егор Иваныч, бают, опять бытьто б набор; бают, пятнадцать человек с тысячи?
— Не слыхал.
— Бают, война такая ли начнется — ужасти!
— Не знаю.
— Полно, Егор Иваныч! Вы ведь, бают, в священники скоро приделитесь. Уж вам эфти дела все известны, на то что нам.
— А война будет!
— Уж это так, без войны нельзя, потому, значит, отец Федор так баял.
— Ономедни в церкви читал, читал…
— Когда?
— А ономедни, помнишь, как ты ошшо прикурнул. Сколь смеху-то было!
Крестьяне захохотали; началась свалка: прикурнувшего в церкви крестьянина один дружески ударил по голове, другой щелкнул по носу, прикурнувший сдачи дал; пристали прочие. Егор Иваныч ушел в сад. За ним ушел и один крестьянин, старик Петр Егорыч. Он пользовался в селе всеобщим почетом и потому пошел от крестьян благодарить хозяина на угощении.
— Что, Егорыч? — спросил его хозяин.
Петр Егорыч поклонился и сказал:
— Покорно благодарим, батюшко, на вашем на угощении. Славно напились и наелись.
— Спасибо. Наелись ли ребятки-то? Сыты ли?
— Оченно благодарны остаемся.
— Ну, спасибо. Да скажи им, чтобы они завтра мою траву скосили.
— Оченно хорошо-с.
Петр Егорыч стоит.
— Ну, что тебе еще?
— Мне бы, батюшко, поговорить с вами надобно.
— Теперь некогда.
Петр Егорыч все стоит.
— Убирайся, каналья! тебе сказано, что некогда! — закричал становой.
Петр Егорыч, почесав затылок, ушел.
— Егор Иваныч, потрудитесь спросить, что ему надо, — сказал отец Федор Егору Иванычу.
Егор Иваныч ушел, Петр Егорыч пришел к крестьянам во двор.
— Ну, что, Петр Егорыч?
— Ништо. Некогда, бает.
— А, дуй те горой. Подем все! Вали!
— Да, некогда! Дела, вишь ты, в карты играют!
— Ну их к лешим!..
Крестьяне пошли на улицу.
— Отец Федор велел мне спросить тебя, Петр Егорыч, что вам надо? — спросил Егор Иваныч.
— Уж эфто дело мы сами знаем. Уж ему и скажем, а тебе нет.
Егор Иваныч ушел назад.
Высшее сельское общество только после ужина разошлось по домам.
— Ну, Егорушко, насмотрелись мы на людей. Говорят — просто уши вянут. Это, по-моему, оттого, что зазнались больно, заважничались, — говорил Иван Иваныч, возвращаясь домой и пошатываясь.
— Нет, тятенька, это не от барства, а оттого, что они светские люди.
— Бойся ты этих людей. Ради бога, бойся… A я, Егорушко, пьян! О, э-э, как пьян!.. А я, брат, хошь и пьян, а знаю, что у меня лошадка не поена стоит. Анна, дура, не напоит. Я хоть и пьян, Егорушко, а позови меня на требу — все сделаю… А позови Федора Терентьича или Василия Гаврилыча — не пойдут, ей-богу не пойдут…