— Плохо, тятенька. А если мы да назад воротимся?.
— Не тужи… На бога надейся, все будет ладно.
— Не лучше ли нам, тятенька, на постоялый?..
— Что ты, что ты!.. Нам-то на постоялый?
— Да что же тут худого! Не на улице же нам жить. Да и сами же вы говорили, что остановимся на постоялом,
— Глупый ты, Егорушко… Ну, как же мне, дьякону, с мужиками в кабаке быть?.. Скажут, пьяница горькая, коли по кабакам трется… Да и господу богу ответ дашь.
— А в селе вы разве не ходили в кабак?
— И не говори лучше. Осержусь, уйду. А я, знаешь, что придумал? — сказал он весело.
— Что такое?
— А вот что: поедем мы прямо вот к этой церкви и спросим, кто там дьякон, а потом узнаем, где его дом, и поедем туда.
— Это, тятенька, очень смешно будет.
— Ну, не ври…
— Мы лучше так сделаем: подъедем вот к этому дому и спросим, нет ли там квартиры; а если нет, то там, вероятно, знают, где есть квартиры.
— Пожалуй.
У ворот деревянного дома, покачнувшегося на левый бок, с тремя окнами, отчасти замазанными бумагой, стоял не то мещанин, не то крестьянин. Иван Иваныч подъехал к этому дому,
— Здраствуй, дядя! — сказал Егор Иваныч.
— Здраствуй, — отвечал тот.
— Вот что, дядя, нет ли у тебя лишней комнаты?
— Нету, нету; сами живем, да чиновник один живет,
— Нет ли у кого другого?
— Да право, не знаю. Оно, конешно, можно поискать, да надо обождать маленько.
— Где же ждать-то будем? На постоялый идти неловко…
— Оно, конешно, што неловко. А вы заведите лошадку-то во двор, поживете у меня денек-другой, я ужо схожу.
— А есть ли у тебя место-то? Смотри, чтобы не тесно было.
— Ну, день-другой можно. Там, в горенке, чиновник из суда с женой живет, там можно.
— Надо его спросить; можно ли еще.
— Чего спрашивать! Дом-то, поди-кось, ведь мой?.. А я с вас по пятиалтынничку возьму за день.
— Возьми десять.
За десять копеек хозяин согласился впустить их в горенку. В этом доме были две комнатки и кухня. Кухню и одну комнатку занимали хозяева — отставной солдат с женой, а другую чиновник. Хозяин, Поликарп Федорыч, занимается столярным ремеслом, — он и работает в комнатке днем. От его работы стоит стук, и во всем дому постоянно пахнет или маслом, или махоркой.
— Пожалуйте в мою горенку, — сказал Поликарп Федорыч Поповым, вводя их в комнату. Их встретила хозяйка с ребенком на руках и два бойких мальчика.
— Посидите здесь чуточку, я сейчас распоряжусь. — И солдат ушел.
— Вы из каких мест, батюшка? — спросила Егора Иваныча хозяйка.
— Из Ивановского села, Петровского уезда.
— Далеконько. К родне, чай, приехали?
— Нет, по делам разным, хозяюшка. Меня сюда назначили во священники, — сказал Егор Иваныч.
— Слышали давиче… Так-тось!.. А мы к Знаменской церкви принадлежим. Отец Василий такой, бог с ним, привередник.
— А что?
— Да как же.=.. Горд больно, уж так-то ли важен, спаси бог.
Между тем хозяин ругается с своим постояльцем.
— А коли так, — долой с моей квартиры!
— Ну, и уйду! Эк выдумал: жена скоро родит, я плачу полтора рубля, а он еще жильцов в мою комнату хочет пустить!
— Тебе говорят; я хозяин-то, а не ты. Сичас вон!
— И уйду.
— Экой гад! Два с половиной месяца живет всего-то, а за кватеру заплатил только за один месяц. Я, говорит, жалованья получаю три рубля… Мука просто с этими жильцами!
— Вы, хозяин, не беспокойтесь, пожалуйста: мы в другом месте поищем квартиры, — сказал Егор Иваныч.
— Уж вы не сомлевайтесь, я вам сама поищу квартиру-то; а теперь вы и в эвтой комнате поживите день-другой.
Поповы расположились в мастерской солдата.
— А у вас, отец дьякон, есть билет? — спросил хозяин.
— На что?
— Без билетов мы никого не держим, потому, значит, начальство строго, а люди-то всякие бывают. Вот недавно какого-то беглого монаха поймали, все с книжкой ходил да деньги сбирал.
Иван Иваныч струсил. Он свои бумаги в селе оставил,
— Да у меня бумаги-то в селе… Позабыл, Поликарп Федорыч.
— А без паспорта я вас держать не стану.
Егор Иваныч подал хозяину свои бумаги,
— Уж я их к себе возьму, — сказал хозяин, посмотрев бумаги.
— Зачем?
— Уж так у нас в обычае.
— Да они мне нужны всегда.
Дело уладилось за водкой, которую купил Иван Иваныч и которою угостил хозяина с женой. За ужином говорили про дело.
— А кто здесь благочинный?
— Бог его знает. Говорят, самый старший здесь протопоп Антон в Преображенском соборе.
— Что он, женат?
— Женат. Говорят, детки есть.
— А дочери есть?