— Ваше высокоблагословение, у меня семейство большое… Вы знаете, я всегда был честным…
. . . . . .
Стоящий или сидящий в зале купец в это время встал против отпертых дверей в кабинет благочинного. Он был не то красен, не то желт и почесывал свою бороду. Благочинный подошел к нему.
— Ну-с, господин старовер, что скажете?
— Вы обо мне напрасно пишете в консисторию, что я не обращаюсь в православие, тем более что ныне, как я вычитал в газете, нас более не преследуют.
Благочинный увел купца в другую комнату. Оттуда слышалось только:
— Я не боюсь вас… Каждый человек, господин благочинный, должен делать свободно что хочет.
Вышли. Купец ушел, а благочинный пошел в кабинет и сел на кресло, тяжело отдуваясь.
— Ох, как устал! Просто мука с этими людьми. Слышали, какие они буяны?
— Очень плохо слышал.
— Мученье. Нет, надо будет серьезно приняться за них, надо будет объехать их всех. Ну, а этот раскольник — это зверь, дурак чистейший, а говорить, так собаку съел.
Егор Иваныч хотел сказать, что раскольники люди не глупые и терпят напраслину, но мог ли он сказать это благочинному, у которого он искал защиты? Он хотел идти, но ему хотелось попросить об невесте.
— Егор!.. Егорка!.. Это он, шельма, вероятно с дьячками да дьяконами возится… Надо его будет назначить в звонари. Сходите, пожалуйста, туда, — и благочинный указал Егору Иванычу рукой на угол, а сам, достав из кармана пачку ассигнаций, положил их в стол.
Егор и Егор Иваныч вошли в кабинет.
— Сходи на почту. На! — и благочинный дал Егору записку, на которой было написано: возвратить пакеты за No№ 312 и 313 в консисторию.
— Ваш отец — дьякон?
— Точно так?
— Отчего же вы в академию не едете? Вы бы прямо из академии в благочинные вышли, а то эдак очень долго ждать вам благочиния. В другом месте вы, при иных условиях, получите, как это, впрочем, будет зависеть от владыки. Здесь я благочиние предоставлю своему зятю.
— Я, отец благочинный, теперь никак не могу продолжать учиться, потому что у меня отец очень стар и очень беден… брат мой в бедном месте дьяконом.
— Ну, это ничего. Вы хорошее дело сделали, что не поехали. Нынче академисты народ глупый стали, больно важны. Вон мой зять, кандидат академии, сначала обошелся со мной так вежливо, а теперь и знать меня не хочет. Все училище в руки взял, почти всех учителей я через него переменил. Они, говорит, больны, стары и ничего не смыслят, хотя всё народ молодой были.
— Стало быть, он прав. Он больше их знает, да и в семинариях теперь обучают не по-старому.
Егор Иваныч начал размазывать о семинарии, что они и учителя тамошние все хорошие люди; для того чтобы показать, что он неглупый человек, — даже похвастался своею проповедью. Он сначала подивился, что благочинный принял его очень вежливо и разговаривает как с приятелем. Он даже подумал: «Вероятно, у благочинного много грехов лежит в консистории и архиерейской канцелярии. Постой же; пугну я тебя. И мы тоже любим похвастаться. Здесь нельзя не сподличать…»
— Нынче у нас отец ректор славный человек в отношении семинарии, не то, что прежде, и человек очень строгий.
— Да, да. Слышал в прошлом годе в городе.
— Он мне сам предложил сюда, а потом хотел похлопотать, чтобы меня перевели в кафедральный собор. Когда же я буду посвящен, он обещал мне дать диплом на звание учителя. Он даже советовал мне открыть воскресную школу и хотел написать вам об этом предмете.
— Ну, вы с воскресными школами пропадете.
— Нет, отец благочинный. Этой бесплатной школой…
— Как бесплатной?
— В воскресных школах обучают даром, без различия — и детей и взрослых, преимущественно крестьян.
— Поговаривали у нас об этом, да будет-то это бесполезно.
Вошла жена благочинного, толстая, высокая, старая женщина, расфранченная, как попадья или купчиха. Егор Иваныч поклонился ей. Та слегка поклонилась.
— Благочинный, иди обедать, — сказала она мужу.
— Ладно. Надя встала?
— Одевается.
— Эк ее, нежится. А Петька и Васька, поди, на улице?
— Нет, в саду.
— Ведь я же звал сюда Ваську… Где письмоводитель?
— Он пошел купить Наде табаку.
— Вечно у них амуры. Я эту дрянь прогоню, коли замечу что-нибудь. Смотри ты у меня, смотри в оба… ни за чем не хочет приглядеть… Ну, что за табак девке!
— Да ведь ты куришь, благочинный!
— Молчать!
Егор Иваныч пошел к двери и поклонился благочинному.
— Прощайте. Приходите ко мне завтра. Я вас испытаю, можете ли вы быть учителем моему сыну и вообще в училище. А как вас зовут?