– Спасибо.
– Всегда пожалуйста.
– Кофе?
– И погорячее.
– Заметано.
Спустя несколько минут с кухни донесся его голос:
– Клэр во сколько собиралась прийти?
– Где-то к двум.
– Хорошо. Значит, успею починить шнур у настольной лампы. А то вчера ночью, часа в два, вдруг взял и перегорел. Надо будет изоляцию сменить. Не помнишь, у нас в доме есть где-нибудь изоляционная лента?
– Кажется, в подвале была.
Он прошел в кабинет и поверх ее плеча глянул на экран монитора, после чего скользнул взглядом вниз, туда, где ткань халата чуть отошла от груди.
– Ну как, получается?
– В общем-то, я даже еще и не начинала. Все о Клэр думала.
Он кивнул и отхлебнул кофе. Им и раньше приходилось обсуждать эту проблему, так что Эми не пришлось вдаваться в подробности. Дэвид полностью разделял ее позицию, поскольку также считал себя другом Клэр.
– Послушай, – сказала она, – как ты отнесешься к тому, чтобы взяться за пылесос где-нибудь через часок, а? И Мелисса поспит, и я смогу немного поработать.
– Без проблем.
Он подошел к двойным стеклянным дверям, за которыми светило яркое солнце, раздвинул их и услышал, как ворвавшийся внутрь свежий ветер взметнул лежавшие рядом с ней бумаги.
– Бог ты мой! – проговорил Дэвид. – Совсем забыл. Я же сегодня утром сделал; поразительноеоткрытие! Ты не слышала, в наших краях никогда не обитала колония каких-нибудь старообрядных хиппарей? Ну, что-то в этом роде?
Эми оторвала взгляд от монитора:
– Прости, что ты сказал?
– Сегодня утром – рассвело уже – я увидел в поле какую-то девушку. Длиннющие волосы, а наряд – в чем мать родила.
– Девушку?
– Ага. Лет шестнадцати, ну может, семнадцати. Правда, далековато от меня стояла.
– Голая?
– Ну, по крайней мере, от пояса и выше. Остальное не заметил. – Ты что, шутишь?
– Э-а.
– И как грудь, что надо?
– Я же сказал, что она была довольно далеко.
– Гм-м.
Эми оторвалась от монитора, подошла к мужу и обняла его за талию.
– А ты в гости ее не пригласил?
– Это еще зачем? Кому нужны нимфы, когда имеется своя богиня?
Эми рассмеялась.
– Ну да, милая стареющая богиня.
– Богини не стареют. Они зреют. Вроде пшеницы или кукурузы.
– Вот насчет кукурузы это ты правильно сказал.
И поцеловала мужа. От нее пахло мылом и кофе, и он прильнул к ней своими нежными губами.
– Похоже на то, что особо поработать мне сегодня не удастся, ты не находишь? – спросила Эми.
– Во всяком случае, не сейчас. Да и с изоляцией провода можно повременить.
– Только давай так, чтобы не разбудить Мелиссу, хорошо?
– Не беспокойся. Пылесос я пока включать не собираюсь.
Он распахнул халат Эмили, скинул его с ее плеч и, откинувшись на диван, потянул жену на себя. Солнце приятно согревало ей спину, когда она принимала его внутрь себя.
А потом почему-то вспомнила о том, что так и не выключила монитор, да и весь компьютер тоже.
Впрочем, это была последняя посетившая ее мысль, которая не принадлежала им обоим.
11.50.
Питерс стоял у входа в пещеру и обливался потом. Дело было не только в трудностях восхождения. Нервы тоже давали о себе знать.
У него за спиной карабкались Манетти, Харрисон и еще четверо полицейских штата, ловкие движения которых в свете их фонарей были хорошо заметны на фоне почерневших от копоти стен.
Даже не зная о том, что именно здесь происходило одиннадцать лет назад, оказавшийся здесь человек начинал испытывать чувство смутной тревоги.
Питерс скинул с плеча короткую винтовку, заранее зная, что на сей раз она ему не понадобится, и ступил внутрь.
Машинально припоминая, как все было.
Тот парень, Николас-как-то-там-еще – фамилия странным образом ускользнула из запасников его памяти, – в очках, которые вмиг слетели с его лица, как только они открыли пальбу, ошибочно приняв его за одного из дикарей. Даже несмотря на его очки, насмерть перепуганные парни едва было не убили его – и это после всего того, что ему пришлось пережить; после того, как он сам, да еще та женщина, что лежала на полу – голая, истекающая кровью, жутко израненная, но все еще живая, – перебили за них почти всех этих выродков. Он вспомнил, как пристрелил одного из них – того, что был с ножом.
А потом он вспомнил паренька...
... который Бог знает сколько времени томился в заточении у этих гадов, а потом двинулся им навстречу, протянув вперед руки, шагая медленно, словно во сне – такой грязный, замызганный, запачканный собственной засохшей кровью, что нетрудно было принять его за одного из них. Питерс тогда успел крикнуть ему, чтобы он остановился, но паренек все продолжал идти вперед, и его парням, да и ему самому, не оставалось ничего другого, кроме как открыть огонь – и шесть стволов почти одновременно начали пальбу, так что Питерс даже не мог сказать, его ли пуля, или чьи-то другие, сразили несчастного.
Все это произошло целых одиннадцать лет назад, и Питерс был даже рад тому, что с тех пор переключился на виски «Джонни Уокер». Радовался и тому, что уже не был полицейским, что мог вынуть из кармана куртки заветную фляжку, скрутить ей голову и сделать затяжной глоток. Примерно такой, который позволил себе сейчас.
Остальные стояли и смотрели на него. Полицейские-новобранцы, сжимавшие в руках более совершенные модели оружия, бросали в его сторону явно неодобрительные взгляды.
А, пошли они все к...
Он и в самом деле был искренне рад тому, что уже не работал полицейским, и на то имелось несколько причин.
Но самая главная из них – тот паренек.
Как же ему хотелось навсегда перестать вспоминать того паренька.
Он сделал еще один глоток, убрал фляжку в карман и огляделся.
Теперь там уже ничего не было: кожи, шкуры, одежда – все исчезло. Они перенесли все на пляж – все, вплоть до последнего сломанного топорища, заржавевшего ножа и покоробленного патронташа, и двумя днями позже сожгли все в общем костре. Все то, что не горело и что не требовалось им для идентификации, они отвезли на старую городскую свалку у Такер-роуд, откуда, собственно, все это и было когда-то взято.
Сейчас же он увидел лишь лежавшие на полу пещеры несколько согнутых гвоздей, да ржавую дверную ручку – вот, пожалуй, и все.
Они уже не возвращались. По крайней мере, сюда не возвращались.
Впрочем, как знать? Возможно, им также были не чужды воспоминания.
– Дерьмо, – проговорил Манетти.
По-своему все эти парни в полицейской форме были даже немного разочарованы. От сердца, разумеется, отлегло, но разочарование все же осталось. Даже по прошествии всех этих одиннадцати лет он без малейшего труда отыскал эту пещеру; разумеется, сейчас эти парни думают, что им повезло – ну как же, так скоро вышли на нужное место. Ан-нет, оказывается, вовсе не повезло, и потому сейчас эти ребята чувствовали себя кем-то вроде собак, которые вдруг потеряли след.
– Там, внутри, есть еще одна пещера. Можно и на нее взглянуть, если хотите.
Он снова для надежности повел дулом ружья – в общем-то просто так, по привычке. Не более того. Их здесь уже не было, да и не должно было быть. В пещере пахло землей, грязью и морем. Хотя, если бы они остались в ней подольше, она запахла бы чем-то... другим.
В дальнем углу Манетти натолкнулся на сломанные вилы. Больше они не нашли ничего.
Питерс ощутил вдруг прилив противной слабости, почувствовал как его тело стало обмякать. И снова полез за фляжкой.
Остальные потянулись к выходу из пещеры – туда, откуда незадолго до этого вошли в нее.
Никто пока не произнес ни слова. Все медленно спускались с горы.
Морской ветерок, чистый и прохладный, шевелил его волосы.
Где-то на полпути он спросил Манетти насчет собак – шериф ответил, что те должны прибыть где-то часа через два, а вместе с ними еще двадцать патрульных.