Лунд смотрела на него непонимающе. Потом закатила глаза.
— Ну ладно, ладно, — он отставил свой бокал и закинул ногу на ногу. Ему доставляло удовольствие испытывать её терпение. Она заслуживает пытки, если в понедельник с утра поджидает тебя с работой. — Надеюсь, ты не ждёшь от меня исчерпывающего доклада, это потребовало бы недель или месяцев. Пока же я классифицировал бы оба твои экземпляра как мутантов или как новый вид. Либо то и другое, если быть точным.
— Ничего себе точность.
— Извини. Скажи, из какого именно места вы их достали?
Лунд описала ему это место. Оно находилось на изрядном отдалении от суши, там, где норвежский шельф обрывается в глубину. Йохансон задумчиво слушал.
— А можно узнать, что вы там делаете?
— Мы изучаем треску.
— О! Она ещё есть? Это радует.
— Оставь свои шуточки. Ты же знаешь, какие проблемы у тех, кто пытается подобраться к нефти. Мы не хотим нарваться на упрёки, что мы чего-то не предусмотрели.
— Вы строите платформу? А я думал, добыча идёт на убыль.
— Вот это в данный момент не моя проблема, — сказала Лунд слегка раздражённо. — Моё дело сказать, можно ли вообще строить платформу. Так далеко в море ещё никто не бурил. Мы должны проверить технические условия. Должны доказать, что работаем с учётом безопасности окружающей среды. И надо посмотреть, что там плавает и чего там с природой, чтобы невзначай не навредить.
Йохансон кивнул. Лунд натерпелась от результатов Североморской конференции, после которой норвежское министерство рыбного хозяйства замучило нефтяников своими придирками: те, видите ли, сбрасывают в море миллионы тонн отравленной производственной воды. Производственная вода выкачивается вместе с нефтью и обычно сливается назад, прямо в море. Десятилетиями никто не ставил под сомнение такую практику. До тех пор, пока правительство не поручило норвежскому институту моря провести исследование, выводы которого напугали в равной мере и экологов, и нефтедобытчиков. Оказалось, некоторые субстанции в производственной воде вредят размножению трески. Они действуют как женские гормоны. Самцы рыб становятся бесплодными или меняют пол. Другие виды рыб тоже оказываются под угрозой. Тут же последовало требование немедленной остановки нефтедобычи в отдаленных от суши районах, что вынудило нефтяников изучать альтернативы.
— Это очень хорошо, что они за вами следят, — сказал Йохансон.
— Да уж, от тебя дождёшься поддержки, — вздохнула Лунд. — Но как бы то ни было, на континентальном склоне мы доковырялись до больших глубин. Провели сейсмические замеры и запустили роботов на глубину 700 метров, чтобы сделать снимки.
— И нашли червей.
— Это было полной неожиданностью. Мы не думали, что они там окажутся.
— Вот те раз. Черви живут везде. А выше 700 метров? Там вы их тоже обнаружили?
— Нет. — Она снова нетерпеливо поёрзала на стуле. — И что теперь с этими проклятыми тварями? Я бы хотела поскорее с этим разобраться, а то другой работы полно.
Йохансон подпёр руками подбородок.
— Проблема с твоим червяком, — сказал он, — в том, что их, собственно, два.
Она взглянула на него непонимающе:
— Естественно. Червяка два.
— Я имею в виду род. Если не ошибаюсь, он принадлежит к недавно открытому виду, о котором пока ничего не известно. Его обнаружили в Мексиканском заливе, где он водится на дне и явно питается бактериями, которые в свою очередь в качестве источника энергии и роста используют метан.
— Метан, говоришь?
— Да. И тут начинается самое интересное. Твои червяки слишком велики для своего вида. Есть, конечно, щетинковые черви и двухметровой длины, и больше. Кстати, тоже очень старые. Но то другой калибр, и водятся они в другом месте. Если твои идентичны червям из Мексиканского залива, то они существенно подросли с момента их открытия. Те, в заливе, максимум пять сантиметров, а твои втрое длиннее. Кроме того, на норвежском континентальном склоне они пока ещё никем не были описаны.
— Интересно. Чем ты это объяснишь?
— Единственный ответ, который мне приходит в голову, — что я натолкнулся на новый вид. Внешне они похожи на мексиканского ледяного червя, зато по размерам и некоторым другим признакам — совсем на других червей. Вернее сказать, на предков червей, которых мы считали давно вымершими. На одно маленькое кембрийское чудовище. Меня только удивляет…
Он помедлил. Весь регион уже настолько взят под лупу нефтяными компаниями, что червяк таких размеров не должен был остаться незамеченным.
— Что? — подгоняла его Лунд.
— Ну, либо мы все были слепые, либо твои новые подопечные объявились там совсем недавно. Может быть, пришли с ещё большей глубины.
— Тогда спрашивается, как они могли подняться так высоко, — Лунд помолчала. — Когда ты управишься с результатами?
— Ты меня торопишь?
— Не месяц же мне ждать!
— Хорошо, — Йохансон успокаивающе поднял руки. — Я должен разослать твоих червей по всему свету в надежде на своих людей. Дай мне две недели. Быстрее никак не получится.
Лунд ничего не ответила. Пока она думала о своём, глядя в пустоту, принесли еду, но она к ней не притронулась.
— И они питаются метаном?
— Бактериями, питающимися метаном, — уточнил Йохансон. — Такая причудливая симбиотическая система, о которой лучше расскажут более сведущие люди. Но это касается того червя, про которого я думаю, что он родня твоему. Чему пока нет никаких доказательств.
— Если он больше того, который из Мексиканского залива, то у него и аппетит больше, — размышляла Лунд.
— Уж точно больше, чем у тебя, — сказал Йохансон, кивнув на её нетронутую еду. — Кстати, раздобудь ещё несколько экземпляров твоего монстра.
— Вот уж в чём нет недостатка.
— Они у вас ещё есть?
Лунд кивнула со странным выражением глаз. Потом начала есть.
— Ровно дюжина, — сказала она. — Но внизу гораздо больше.
— Много?
— Дай прикинуть… Думаю, несколько миллионов.
Остров Ванкувер, Канада
Дни приходили и уходили, а дождь оставался.
Леон Эневек не помнил, чтобы за последние годы так долго шли сплошные дожди. Он смотрел в монотонную гладь океана, — горизонт казался ртутной линией между поверхностью воды и низкими тучами. В той стороне начал обозначаться просвет. Но это мог быть и просто наползающий туман. Тихий океан насылал что хотел без малейшего предупреждения.