Я вытащил из-под одеяла приемник и выдвинул блестящую серебристую антенну.
– …Тысяч безработных, бездомных, голодающих. Алкоголизм разъедает саму структуру нашего общества…
– Но я не бездомный и не голодающий, – сказал я радиоприемнику. – У меня есть мама, одеяло и щи.
Да, теперь у нас не было хлеба и сосисок, остались только щи. И мама уже много недель не ходила на работу. Но она все еще улыбалась (хотя и не так часто, как раньше). И называла меня Медвежонком.
Я выключил радио, сложил одно одеяло, затем второе – точно так же, как первое. Я надел кроссовки – такую обувь носили знаменитые баскетболисты. Эти кроссовки мама и бабушка Инна подарили мне на прошлый Новый год. Теперь мои пальцы упирались в носки кроссовок, и я уже не мог шевелить ими.
Я выглянул из шкафа, прислушался и принюхался. Может быть, мама варит кашу? Может, она плачет? Может, он кричит на нее, обзывает тупой ленивой коровой? Или он ушел? Иногда после такого скандала, как прошлой ночью, он уходил. И на время все становилось, как раньше: каша на завтрак, улыбка на губах мамы… «Постой со мной в очереди за хлебом», – говорила она. Или: «Давай учиться читать». Или: «Расскажи мне сказку, Медвежонок».
Я услышал, что в гостиной работает телевизор. Похоже, показывали каких-то злых людей. Я почуял запах сигарет.
Я выглянул в гостиную.
– Ну вот. Тараканище наконец-то выполз из своей норы.
Злой дядька валялся на диване; я увидел его мерзкие босые ноги и стакан на пузе.
– Где моя мама? – Я покосился на дверь спальни.
Он не отвел взгляда от экрана телевизора.
– Ее нет, – сказал он.
Мое сердце сильно забилось в груди.
– Когда она вернется? – прошептал я.
Он отвернулся от телевизора и смерил меня взглядом. Наверное, так кошка смотрит на мышь.
– Никогда.
Я ждал, я прислушивался, я высматривал свою мамочку.
Я прислушивался, надеясь, что ее каблуки застучат по полу в коридоре. Я смотрел очень-очень внимательно, чтобы не пропустить ее красное пальто.
Вечером он ушел, а я принялся обыскивать квартиру. Если она взяла вот это – она вернется через неделю. Если взяла то – вернется завтра.
Все лежало на своих местах. Не было только мамы. И ее красного пальто. Она исчезла. И ее пальто исчезло. Наверное, мама отправилась на поиски картошки и сосисок к щам. Или она искала новый дом для нас. Дом вдали от него.
Я заметил, как что-то блеснуло за мусорным ведром в спальне. Я опустился на четвереньки, отодвинул бумажные обертки и пустые бутылки… Там лежала пуговица от ее пальто. Я поднял пуговицу и подставил ее под лучи света, поглаживая черную блестящую поверхность. На том месте, где лежала пуговица, я увидел красное пятно. Не такое, как мамино пальто. Нет, пятно было темным, бордовым, тошнотворным. Я коснулся его пальцем. Пятно, казалось, пульсировало. Оно звало меня…
– Ты чего там копаешься, тараканище?
Я отвернулся от шепчущего, пульсирующего красного пятнышка и посмотрел на злого дядьку.
Он пнул меня носком сапога.
Я показал ему пуговицу.
– Это пуговица от ее пальто. От ее красного пальто.
– И что с того? Кому какое дело?
– Она любит это пальто. – Я пошел за ним на кухню. – И любит эти пуговицы. Она не ушла бы в пальто без пуговицы.
Злой дядька вытащил кусок сыра из холодильника и хлопнул дверцей. У меня заурчало в животе. Потекли слюнки. Я сжал пуговицу в руке.
Он посмотрел на меня, жуя сыр. Зубы у него были темными, гнилыми.
– Как ты думаешь, где твоя мать? – Он склонил ухо к плечу.
Я покачал головой.
Пришлепнув губами, он рыгнул. Я рассмеялся. Мама не позволяла мне издавать такие звуки.
– Я думаю, – сказал он, – твоя мать отправилась в город.
– Но почему она ушла без меня? – нахмурился я.
Он открыл бутылку.
– Кто знает, почему бабы делают то, что делают. Ты мелкий таракан, а она ленивая тупая корова.
Я расправил плечи. Я сжал блестящую черную пуговицу так сильно, что она врезалась мне в ладонь.
– Она не ленивая и не тупая! Это ты такой!
Моя голова ударилась о пол кухни. Вокруг падали звезды.
Глава 5
Город
На следующее утро злой дядька сказал:
– Надень куртку и шапку. Мы уходим.
– Куда уходим? – испугался я. – Ты ведешь меня к маме? – Я сковырнул запекшуюся кровь с уха.