— Слушай, Шестерня, ты чего сюда приперся? Пива хочешь попить? Иди, пей, — в упор глянул на подошедшего Женя.
— Хочу соревнование предложить.
— Какое еще соревнование?
— Грид против моего бойца. Кикбоксинг.
— Какой на хрен «боксинг»? Завтра подходи, я тебе сам вломлю. А сегодня мы отдыхаем. Свободен.
— Ну что, слабо? — подначил Шестернев Гридина.
— С тобой? — усмехнулся Ленька.
— Нет, вот с ним.
От хулиганской кучки отделился длинный, на полголовы выше Гридина, мосластый парень.
«Неплохой раздражитель», — подумал Ленька и ответил:
— Да хоть с кем, мне все равно.
Несмотря на отговоры Махонина, впрочем, не очень настойчивые, Гридин допил пиво, скинул ветровку и стал напротив соперника.
— Не здесь. Пойдем во двор, — предложил Шестернев.
— Погодь, — остановил его Махонин и немного презрительно спросил. — Мажем?
— Ну, давай… а что? Мажем!
— И чем ты готов рискнуть, Шестерня?
— Не знаю, ну… сотню баксов могу поставить.
— Сколько? Сотню баксов?!
— Ну.
— Смешишь, Березовский!
— А чего?
— Не жлобись!
— Ну, две…
— Целых две? Да подотрись ты своими сотнями!
— А сколько?
— В таких делах мелочиться не надо, братан. Давай… а хотя бы по десять косарей положим.
— Что?! Десять штук зелени?! Да это ж охренеть!
— А че ты хотел? На халяву пропереть? Ты считать умеешь?
— Ну…
— Хер гну! Вас здесь шестеро, — рассудил Женя, вводя оппонента во все большее замешательство. — Один дерется. Пять зрителей. С носа по две штуки. Вот так. Мажем на чирик.
— Нет, это круто!
— Тогда вали отсюда. С сопливыми и клоунами не связываемся. Накопишь — приходи. Да, Лень? Нехрен нам тут пачкаться.
— Да как скажешь, — поддержал друга Гридин.
— Подожди, мы посоветуемся, — ответил снедаемый азартом Шестернев.
Он отвел свою ватагу в сторону, и они, собравшись в кружок, горячо забубнили. Махонин подошел к машине, покопался под сидением, незаметно достал «ТТ» и сунул его за пояс. На всякий случай.
— Мы согласны на пять. Мажем? — вернулся Шестернев.
— Ты че, пень глухой? Я же сказал — чирик! — отрезал Женя.
Организатор соревнования еще несколько минут калякал со своей братвой, взмахивал руками, как дирижер-импровизатор, и, в конце концов, они приняли астрономические условия. Видно, сильна была вера в успех.
— Ну и рисковый ты перец, в натуре! — восхитился Махонин.
Банный двор, по углам заросший сорняком, в центре был засыпан утрамбованным шлаком. Сбоку от черного входа в здание бани и у гаражей высились два штабеля пустых ящиков. К гаражам вела полоса разбитого асфальта, а в середине двора располагалась бывшая клумба, огороженная по кругу торчащими зубьями кирпичей.
Ветер усилился и похолодел, северо-западный край неба снова начал затягиваться серым пологом.
Ленька не сомневался в победе. Он не стал нападать первым, отдав инициативу сопернику, и несколько разведочных ударов отбил легко: ему надо было войти в ритм и темп боя. Противник отошел назад и низко, по-борцовски, нагнувшись и прикрыв голову руками, двинулся к Гридину. «Хочешь идти в захват — давай, схлопочешь по ушам», — подумал Ленька. Но парень, сблизившись, бросил свое длинное тело ногами вперед и подсек Гридина. В падении Ленька не успел поставить блок, жесткая подошва угодила ему в живот, отбросив к штабелю тары. Деревянные стенки нижних ящиков затрещали, верхние посыпались на Гридина. Он попытался вскочить на ноги, но стальная цепочка на левой руке зацепилась за что-то и повлекла новый обвал. Разбрасывая тару, Ленька на миг потерял из виду соперника. Второй удар попал ему в бок, вновь повергнув на землю, и окончательно перебил дыхание.
— Аут! — радостно заорал Шестернев. — Митяй, добей его!
— Нет… — прохрипел Ленька.
Он получил скользящий удар в скулу, но следующий не прошел: ему чисто рефлекторно удалось перехватить летящую в челюсть стопу и резко изо всей силы вывернуть ее. Противник со стоном грохнулся навзничь, лягнул Гридина правой ногой в плечо, вырвал левую и покатился по шлаку. На этот раз Ленька поднялся быстрей. Бешенство душило его. Легкие работали натужно, голова кружилась и гудела. Митяй встал сначала на одно колено, затем полностью. Вес его тела приходился на правую ногу, левая оставалась позади и касалась земли лишь носком.
Туча накрыла уже половину двора. На небесную кровлю с грохотом обрушился невидимый камнепад. Упали первые крупные дождевые капли.