— Извините, ничем помочь не могу. Здесь требуется спец, — развел руками таксист и повернулся к своей машине.
— Куда же вы? — раздраженно притопнула ногой женщина. — Мне что же, с ребенком до автобуса тащиться?
— А вам в какую сторону? — спросил похожий на дачника мужчина.
Огорченная мать сказала название улицы.
— Нет, нам совсем в другую. Поехали, шеф.
— А, может, прихватим мамашу? — засомневался водитель.
— Послушай, я спешу!
— А у меня ребенок!
— Ребенок у нее! Ребенок, видите ли. Да. Ну и что? Вон другие все тоже с детьми, а пешком ходят.
— А я вам не другая! К тому же мы спешим!
— Все спешат, у всех дети. Тоже мне птица, мамаша-растармаша…
— Слушай, ты, папаша, — оборвал его водитель. — Вали-ка отсюда! Давай, сходи, приехали. Ноги у тебя из правильного места растут, дотопаешь, куда надо.
— Ты что? Как это? А кто первый сел? Нет, пусть она другого ловит.
— Я два раза не повторяю, — обозлился шофер. — Сказал — выметайся, значит выметайся. Или тебе помочь?
— Ну, ладно, шеф, ладно, не кипятись, — сдался Страшила. — Пусть садятся. Только сначала меня подбрось.
— Вы на сигнализацию-то поставьте, — посоветовал новой пассажирке таксист. — А то, неровен час, отремонтируют вашу тачку и…
Елена, дочь Григория Михайловича Плющика, была поражена до полной потери речи, когда ровно три минуты спустя увидела в руке раздражительного «дачника», повернувшегося к ним с переднего сидения, пистолет с глушителем. Ствол был направлен точно в лоб ее пятилетнего сына.
Маленькие глазки злодея излучали столько чувства, горели таким непередаваемым восторгом, что в салоне стало немного светлее. И страх, сковавший все члены женщины, был порожден больше этим хищным блеском, чем видом оружия. Мать сжала в ладони руку сына и ощутила, что тот разделяет ее ужас.
Страшила прижал к губам короткий толстый палец, призывая к молчанию. Впрочем, жест этот был излишним.
Недавно еще столь сочувственно настроенный водитель и ухом не повел в направлении сидящего рядом с ним террориста.
Официально Юрий Мызин числился в штате правительства России и напрямую подчинялся Аркадию Николаевичу Заседину. Имея такую крышу, можно наворотить множество разных дел. Главное — чтобы они были на благо. Кому — это уже не вопрос. Конечно, себе.
В люксовом номере лучшей местной гостиницы, где он проживал уже третий день, было прохладно. Ветер то выдувал из балконной занавески парус пиратской бригантины, то принимался мелко трепать ее, словно желая заразить вибрационной болезнью. Юрий, одетый в светлые брюки и белую рубаху с узким синим воротничком-стойкой, беспокойно выстукивал пальцами глянцевую столешницу рядом с лежащим на ней прямоугольником сотового телефона. Он искоса поглядел на настенные часы. Стрелка на циферблате приближалась к шестнадцати.
— Вот же старый идиот! — вслух подосадовал Мызин.
«И чего этот козел добивается? — подумал он. — Чего прячется? Ну, возьмем за жабры, сам же при-бежит на полусогнутых, в ногах валяться будет. Во, народец! Фантасмагория какая-то у нас, а не народ! Сами заставляют идти на крайние меры, а потом… тоже мне, дедушка хренов».
Он дважды чихнул, поежился, встал и двинулся к балкону. Но на ходу передумал закрывать дверь и направился к шкафу. Накинул на плечи пиджак. Сунул руку в карман, достал оттуда какие-то бумажки, смял их и бросил в пепельницу. Затем поймал свое изображение в зеркале. Вид у него был раздраженный: на скулах проступали желваки, темные брови сходились к переносице, образуя над ней вертикальную складку, серые глаза потемнели. Даже высокие залысины, казалось, заострились.
— Ну, паразит, блин недожаренный, — выругался он, — парься тут из-за него!
И тут мобильник вывел свой заученный мотив. Юрий поднес трубу к уху, послушал, сухо улыбнулся и распорядился:
— Давай!
И сразу вслед за портативным растрезвонился стационарный телефон. Это был пропащий директор. Ага, наконец-то!
— Вы, как всегда, объявляетесь вовремя. Еду к вам, — коротко ответил Юрий и бросил трубку.
Фабрика производила впечатление. В основном своими размерами и тенью былой мощи, отбрасываемой облупившимися серо-желтыми громадами корпусов. Сейчас она работала от силы на четверть своих возможностей и больше всего походила на опустившегося донельзя сироту, кормящегося подачками дальних и не очень любезных родственников.
«Да, колер как у туфель моей бабушки, — подумал Мызин, глядя на стены, мимо которых он не в первый раз уже проезжал. — А директор непременно генеральный. Как же — АО!»