Она моргнула.
— Удар ниже пояса.
— Расслабься. Семестр только начался. Половина класса всё ещё мысленно на каникулах, включая профессора, а другая половина состоит из геймеров. Все устали. Я впишусь, — он сверкнул широкой улыбкой, которую она любила, но та быстро исчезла. Он колебался. — Ты уверена, что не хочешь, чтобы я пошёл с тобой. Тот последний клиент, похоже…
Похоже, расплавил мои трусики со скидкой и в то же время напугал меня? Рейвен вздрогнула. Она стянула резинку со своих длинных чёрных волос и распустила конский хвост. Она провела руками по прядям и потрясла головой так, чтобы выглядеть как сумасшедшая, бьющаяся головой на бесплатном музыкальном фестивале. Если бы она этого не сделала, масло удерживало бы её волосы на месте, как будто резинка всё ещё стягивала их вместе.
— Похоже, что?
Майк оглядел тёмный переулок, а потом отстегнул велосипед.
— Похоже тебя из колеи.
А тебя ничто не тревожит. Он не произнёс этих слов. В этом не было необходимости.
— И он напугал меня, — Майк притворно вздрогнул.
Тебя и меня, нас обоих. ДАРТ не слишком обрадовался, когда получил от ворот поворот и был выгнан из «Закусочной Дэна». Ощущение надвигающейся погибели только усилилось, когда её брат-близнец Беар не ответил на её сообщения и звонки. Ничего необычного, но и не очень добрый знак. Особенно с появлением ДАРТа, который где-то бродит по ночам, разыскивая его.
— Ну, он ушёл. Кроме того… — она подмигнула. — Я тоже довольно крутая.
Майк рассмеялся и запихнул цепь и замок для своего велосипеда в сумку. Воры в Нижнем Мейнленде были безжалостны. Они украдут незапертое колесо чисто назло. Где-то в Ванкувере мастер-вор спал на куче бесполезных велосипедных деталей.
Майку не пришлось бы держать свой велосипед в тёмном переулке, полном преступников, если бы Дэн позволил ему прятать его внутри. Но это было нарушением санитарных норм. Пойди разберись.
— Хорошо, Рейрей. Увидимся в воскресенье?
Она фыркнула.
— Как будто я пропущу воскресный ужин.
Майк снова улыбнулся. Он оттолкнулся от тротуара и поехал по неровному бетону. Рейвен понаблюдала, как он направляется к тёплому сиянию огней главной улицы, а потом повернулась, чтобы пойти в противоположную сторону. Она врезалась в бетонную стену.
Нет, не в стену, в твёрдую мужскую грудь. Мягкая ткань худи вдавилась в её лицо и не защитила от твёрдых мускулов под ней. Железная хватка сомкнулась вокруг рук Рейвен.
— ДАРТ, — выдохнула она.
Его манящий аромат обещаний, нашёптанных в сумерках, врезался в её чувства.
Его тёмные глаза распахнулись.
— ДАРТ?
Она захлопнула рот.
Он отпустил одну из её рук и поймал прядь её распущенных волос.
— Итак, Рейрей. Насколько ты крута?
Лёд обжёг её вены. Он слышал их? Как? Переулок был пуст. Они бы услышали или учуяли его. Ну, может быть, не Рейвен — её обоняние было в лучшем случае посредственным, — но Майк? Ничто не могло пройти мимо этой хитрой лисы.
Тени, цеплявшиеся за переулок, казалось, собирались и окружали их, как холодный плащ, скрывая их фигуры от любопытных глаз. Рейвен покачала головой. Мрачное освещение в переулке вернулось к нормальному. Должно быть, её разум сыграл с ней злую шутку. Тени так не двигались.
ДАРТ наклонил голову.
— Какой-то оборотень? Лис, как твой брат, может быть?
Он позволил длинной тёмной пряди проскользнуть сквозь его пальцы.
— Я бы очень хотел, чтобы ты выбрала вариант А.
Рейвен сжала кулак и завела свободную руку назад.
— Я не хочу этого делать, — продолжил он.
Кулак Рейвен врезался ему в челюсть. Его голова откинулась в сторону, а плечи дёрнулись. Боль в костяшках пальцев пронзила её руку.
ДАРТ резко повернул голову к ней.
— Это лучшее, что у тебя есть?
Её кулак пульсировал.
— Ну, да, вроде того.
Он схватил её за свободную руку, и тени окутали их.
ГЛАВА 3
Нормальные мамы проповедуют: Всегда надевайте чистое нижнее белье на случай, если вы попадете в аварию. Моя же мама говорит: Всегда надевай чистое нижнее белье на случай, если тебе повезёт.
— Рейвен, погрязшая в трудностях своей жизни…
Рейвен моргнула, и три аспекта стали очевидными. Во-первых, у ДАРТа были завораживающие глаза и безупречная кожа. Даже с намёком на щетину, его лицо обладало неоспоримой суровой привлекательностью — слишком грубое, чтобы быть красивым, слишком точеное, чтобы быть мягким, но выгравированное, вожделенное и опустошающее смертельным способом. Его скулы казались высеченными из гранита точным скальпелем. Его чернильно-чёрные волосы почти резко контрастировали с фарфоровой кожей. Единственными мягкими чертами его лица были сочные, приятные для поцелуев губы цвета нежных лепестков розы. Если бы она наклонилась и поцеловала его, был бы он на вкус как грех?