— Я сегодня не хочу вставать с кровати, — заявила тут же девушка со смехом.
— Ну уж нет! — Влад уложил её на спину и навис сверху. — Сегодня последний тёплый день! Я не позволю тебе сидеть дома!
— Лежать, — поправила Лайя, обнимая его за шею и притягивая к себе, — я планирую весь день лежать.
Но Влад всё-таки победил. Они заехали за вином и закусками, затем к нему домой за корзинкой для пикника — Лайя даже подумала, что у каждого уважающего себя француза, наверное, есть такая корзинка, — и отправились на Марсово поле.
День действительно выдался погожим и тёплым, на ярком голубом небе не было ни облачка, и народ уже занял свои покрывала и пледы, расположившись на траве.
— Давай сядем ближе к башне? — Лайя сдвинула тёмные очки на кончик носа, оглядывая кучу людей.
— Чем ближе к башне, тем хуже её видно, — Влад уже приметил хорошее место и уверенно пробирался к нему.
Он расстелил клетчатый плед на траве, и Лайя тут же на нём устроилась, признавая правоту мужчины: с такого ракурса можно было отлично любоваться Tour Eiffel. Пока Лайя доставала из корзинки еду, вскрывая упаковки, Влад разлил по бокалам вино.
— Я как будто в кино каком-то, — засмеялась Лайя, — не верится, что всё это правда.
— А ты хотела сидеть дома, — он с улыбкой вручил девушке бокал.
— Лежать, — снова исправила она, придвигаясь к нему ближе.
— На это у нас будет куча осенних вечеров, poupée.
Лайя буквально таяла, когда Влад называл её куколкой. Это было настолько чувственно и интимно, настолько для неё необычно, что девушка неизменно краснела, пусть и слышала это уже почти два месяца ежедневно.
— Мне иногда кажется, — призналась Лайя, — что я живу в вечном празднике. Никогда в жизни не пила столько вина, столько не ела и… — она приблизилась к его лицу, — столько не целовалась.
— Париж — это праздник, который всегда с тобой{?}[Хемингуэй, «Праздник, который всегда с тобой»], — Влад коснулся её губ своими, добавляя в копилку ещё один чувственный поцелуй. — Наслаждайся. У тебя одна жизнь, незачем тратить её на что-то иное.
Лайя устроилась на его коленях и смотрела на небо. Влад что-то рассказывал, поглаживая девушку по лицу, переплетая их пальцы и иногда наклоняясь для поцелуев. Теперь Лайя искренне радовалась, что они не остались дома, настолько прекрасно было наслаждаться закатом лета у подножия башни.
Где-то пели, смеялись, отовсюду был слышен гул людских голосов и чарующая музыка. Это действительно походило на красивый французский фильм с обязательно счастливым концом, где герои влюблены до беспамятства.
Вдруг Лайя поняла, что ей заслонили солнце, а голос, протянувший слишком радостное «Bonjour», вызвал неприятные мурашки на коже. Девушка хотела приподняться, на Влад её удержал в том же положении, продолжая поглаживать пальцами ключицы.
— Привет, Изабель, — буднично произнёс он и снял тёмные очки.
— Я так рада вас видеть! — Белль уселась возле корзинки, и Лайе пришлось отодвинуть ноги, чтобы не мешать. — Как дела?
— Отлично, — Лайя всё же смогла вырваться из объятий, пусть и вовсе этого не хотела, и, сев ровно, теперь смотрела прямо на Изабель.
В Париже Лайя поняла, что значит большая деревня. Стоило выбраться в центр на прогулку или ужин, как она почти всегда встречала кого-то из знакомых, и все здесь так или иначе друг друга знали если не лично, то через пару рукопожатий точно. Но вот с Изабель ей сталкиваться в Париже ещё не доводилось. К счастью. Но оно закончилось ровно сегодня.
В воздухе повисло слегка неловкое молчание.
— Я пришла с подругами, — Белль кому-то помахала. — Влад, ты же помнишь Бриджит и Шанталь? Они были у нас на свадьбе.
Лайя натянуто улыбнулась.
— Смутно, — проговорил мужчина.
— Лайя, а ты уже пробовала мороженое здесь? — Изабель говорила весело и, кажется, не испытывала никакого дискомфорта, в отличие от остальных. Она дождалась отрицательного качания головой и с энтузиазмом политика перед выборами продолжила: — Это ужасно! Это же настоящее джелато, прямиком из Италии! Влад, ты немедленно должен за ним сходить!
— Так и сделаю, — Влад достал из брошенного рядом пиджака свой бумажник и чмокнул Лайю в щёку: — не скучай.
Девушка грустно проследила, как его фигура удаляется в сторону тележки с мороженым, окружённой толпой людей. Пришлось посмотреть на Изабель. Та продолжала невинно улыбаться, словно это ангел сошёл с небес.
— Лайя, — проговорила она, а улыбка вдруг исчезла, — ты мне нравишься, правда. Но Влада я знаю пятнадцать лет. Для тебя это просто весёлая французская интрижка. Парижский роман и всё такое. Но потом ты уедешь, и кто будет собирать осколки?
Это прозвучало как гром среди ясного неба. Лайя смотрела на неё и не думала, что можно не уезжать, она размышляла о том, что её сердце тоже рассыпется на части. Изабель опять растянула губы в улыбке, но глаза оставались холодными.
Так они и сидели молча, пока не вернулся Влад. Он протянул картонные стаканчики девушкам, а затем снова устроился на своём месте.
— Merci beaucoup!{?}[Большое спасибо!] — Изабель тут же вонзила пластиковую ложку в десерт. — Не буду больше вам мешать! — она подскочила на ноги, обтянула короткое платье, а затем подмигнула Лайе: — Попробуй, тебе обязательно понравится!
Лайя уставилась на стакан, в котором под ярким солнцем медленно таяло мороженое. Разноцветный шарик накренился, признавая своё поражение.
— Что-то мне не хочется сладкого, — Лайя протянула стаканчик Владу и поспешила спрятать глаза за очками.
— Всё хорошо? — с беспокойством спросил он.
— Да, — Лайя, будто подтверждая, что всё в порядке, погладила его по щеке, — просто что-то голова разболелась.
— Это точно от духов, — Влад хохотнул и отправил в рот мороженое. — Даже в Коко Шанель было меньше от Шанель. Если хочешь, можем уехать, — добавил он.
— Да, если можно, отвези меня, пожалуйста, домой.
Влад такой просьбе удивился, но спорить не стал. Он-то думал, что они снова проведут выходные вместе, однако Лайя ясно дала понять, что хочет остаться одна. Сев на колени, она быстро собирала остатки закусок в корзину, затем аккуратно поставила туда едва начатую бутылку вина и пустые бокалы.
Они молча доехали до дома девушки, она просто погромче сделала музыку, словно ей так сильно нравились игравшие песни. Лайя кусала губы и нервно потирала колени, глядя вперёд. Она чувствовала каждый взгляд Влада, но понимала, что если сейчас сама посмотрит на него, то разрыдается, и этот поток слёз уже будет не остановить.
— Лайя, точно всё нормально? — спросил Влад, остановив машину. — Что-то произошло?
— Всё отлично! — девушка постаралась улыбнуться и унять в голосе дрожь. — Я, правда, себя не очень хорошо чувствую, — она поспешила чмокнуть Влада в щёку.
— Может, мне остаться с тобой? — в его глазах было столько беспокойства, что снова захотелось плакать. — Или принести тебе что-нибудь? Что ты хочешь?
— Я посплю, и всё будет отлично.
Влад обнял девушку за плечи, поцеловал в висок, в кончик носа, а затем, невероятно нежно и трепетно, в губы. Обхватив его лицо руками, Лайя ответила на поцелуй, ощущая, что он для них последний.
Их ромком вдруг совершенно неожиданно стал мелодрамой с заранее известной концовкой. Или книгой, где читатель благоразумно заглянул в эпилог, дабы понять, стоит ли бередить себе душу сладкими главами, если закончится всё не очень-то хорошо.
И Лайя, поднимаясь в квартиру, даже оценила эту иронию: она заняла рабочий стол Изабель, заняла её место в постели Влада, но теперь, как и Изабель, вынуждена была из его жизни уйти.
Сразу же выйдя на балкон, Лайя посмотрела, как Влад отъезжает от её дома. Они так редко расставались в последнее время, оставались вместе то у него, то у неё, изолировались от окружающего мира, выбирая друг друга. Лайя искренне поверила, что так будет всегда. Упустила важный момент, что она — не француженка, она приехала лишь на время и вынуждена будет рано или поздно вернуться домой.