Шойджи из дома Рикио стоял над поверженными ганзарами, поигрывая рукоятью сонбу в левой руке. В воздухе стояла поднятая выстрелами и взрывами пыль, где-то на краю площади орали общинные, требуя крови ублюдков, а он стоял в сухой чаще фонтана, символизирующего единство и двуначалие Дионеи. Прямо напротив него, неловко подвернув ногу под себя сидел офицер ганзаров в непривычной темно-синей форме с крылышками на петлицах. Форма была мятая и покрытая пылью, ганзар держал одну свою руку на весу, словно ребенка и шипел от боли - Шойджи сломал ему предплечье. В двух местах. По идее сейчас все и должно было закончиться - красивым взмахом сверху вниз, по диагонали, прямо через ключицу и вниз, вниз, вниз, так, чтобы фонтан крови успел брызнуть на лицо из вен и артерий, крови в человеке на самом деле не так уж много и полосануть так, чтобы сложилась Красная Картина вокруг - это надо уметь. Сперва Шойджи просто сносил голову и кровь била вверх фонтаном, но это скучно и недолго. Вскрывать человека надо так, чтобы после него осталось изображение всей жизни, мечтаний, страхов, хороших и плохих поступков - словом всего человека. И простым обезглавливанием тут не обойтись. Картина рисуется на земле, картина существует всего несколько минут, но эти несколько минут Шойджи видит все. После этого он в состоянии понять и принять человека, быть может даже подружиться с ним. Какая жалость что все они после этого умирают. Вот и этот ... должен был умереть здесь и сейчас. Но что-то задержало его руку и Шойджи прислушивается к своему внутреннему 'я' - почему я не рисую? Что случилось?
- Эй, ты, с клинком. - офицер обращается к нему и Шойджи морщится. Глупый, глупый офицер, зачем ты перебиваешь меня, я же разговариваю сам с собой, помолчи, глупый...
- Ты же Рикио, верно? Шойджи из Дома Рикио, безумный художник? - продолжает офицер со сломанной рукой: - я тебя знаю. Ты человек чести...
- Помолчи. - говорит Шойджи и оглядывается, смотрит на лежащих в пыли солдат ганзаров и вдруг он понимает что именно не так. Они - женщины! Женщины - солдаты! Нет, Шойджи знал что такое возможно. В принципе. Где-то на дугих планетах, в далекой Империи, в ослепительном Прайм-сити возле дворца императора стоят в почетном карауле воины-амазонки в своих золотых доспехах. Но здесь, в его городе, в пыльных, серо-желтых имперских пыльниках...
- Ты! - Шойджи поворачивается к офицеру и указывает на него рукой. Офицер бледнеет и Шойджи понимает что не убрал включенный клинок в ножны. В этот момент в чаше фонтана становиться тесно, сюда вваливаются хутты и сразуже начинается неразбериха, кто-то начинает избивать офицера, пытающегося закрыться руками, кто-то склоняется над лежащими солдатами-женщинами, гортанные крики и взмахи руками, снова крики... Шойджи понимает что уже ничего не сделаешь и что для его любопытства здесь уже нет места и времени. Толпа сейчас разорвет их на куски - и этого бледного офицера в синем кителе с крылышками на петлицах и этих странных солдат-женщин. Шойджи не любил толпу, но это были его люди, и прямо сейчас ничто не могло их удержать. Почти ничто. Он мог бы поубивать их всех, но не удержать от их мести. А убивать своих он не будет, он не настолько безумен, чтобы не говорили престарелые сплетники пяти домов. Поздно. Если зверь запустил свои зубы в плоть - он не разожмет свою пасть. Шойджи вздохнул, выключил квантовый клинок и вложил сонбу в ножны на поясе. Отвернулся и стал шагать прочь, продираясь сквозь толпу, рвущуюся в центр фонтана. Сегодня Красной Картины не будет. Будут бурые пятна на земле после того, как толпа разорвет на части этих ганзаров.