Через месяц на ярмарке всю стекольную продукцию смели оптом заезжие купцы, несмотря на высокие цены отдельных видов — большие зеркала, витражи со смальтой и оконное стекло. Горожанам досталось сравнительно мало, но графские приказчики поспешили успокоить народ, дескать, товар скоро появится, если закончится — еще подкинем.
Чернота глазам своим не верил, когда в сокровищницу притащили три больших сундука. Двенадцать тысяч золотых монет — расход около тысячи. Чистая прибыль — одиннадцать тысяч золотом.
— Ну я блин даю, бизьнесьмен, етит твою двадцать. Теперь можно отправлять караван в северное графство за железом и селитрой. Интересно, обоз с хлопком пришел?
Пашка позвонил в колокольчик, на пороге объявился секретарь — молодой, но очень ответственный товарищ.
— Адемус, что с хлопком?
Молодой человек, поклонившись, по-армейски отрапортовал:
— Обоз в количестве шестнадцати возов прибыл вчера вечером. Хлопок сгружен в склады.
— Лаваля известили?
— Так точно, Ваша светлость.
— Хорошо, ступай.
В последний день лета на специально устроенном полигоне испытывали полевую пушку. Инженер Жозеф Лаваль с важностью павлина расхаживал возле суетящегося расчета канониров. Пушка — полевое орудие шестидесяти миллиметров на поворотном круге, с лафетом и колесами — представляла собой уникальное явление. Стальной ствол с мягкой рубашкой без нарезов, не вписывающийся в средневековье, покоился на деревянной архаике.
Лаваль с обожанием гладил рукой свое детище, ну не совсем свое — основную мысль подсказал граф. Инженер поначалу хотел отлить оружие из чугунины, но после короткого разъяснения Черноты, резко отменил свои планы. Преимущество стального ствола настолько очевидны, что и спорить не о чем. Чугунная пушка стреляет один раз в час, затем ей нужно остыть. Стальное жеорудие — один выстрел каждые пять минут, учитывая время для пробанивания ствола, закладки порохового заряда, пыжевания и закатки ядра в дуло, а затем дополнительный пыж.
С казнозарядной пушкой ничего, к сожалению, не получилось — не мог Пашка вспомнить устройство затвора. Да и с бездымным порохом осечка — не смогли они с Лавалем произвести нитроцеллюлозу. Пришлось довольствоваться старинным рецептом изготовления дымного пороха — пять частей селитры, две части древесного угля и одна часть серы. Слабоватое ВВ[4], а что делать. Хлопок, лежащий бесполезным грузом на складах, Павел приказал отдать ткачам для изготовления тканей. Наконец, все приготовления закончились, народ гурьбой ссыпался в приготовленный окопчик — на всякий случай. Оставшийся канонир поджег фитиль, и резвым зайцем прыгнул в укрытие.
— Открыть рот, — вдруг скомандовал Чернота.
— Ась? — инженер непонимающе вскинул глаза.
Раздался гулкий выстрел. Лаваль затряс головой, пытаясь выбить «пробку» из ушей.
— Тьфу, балбес, теперь ходи глухой полдня.
Канониры, взятые из дружины воины, и привыкшие беспрекословно подчиняться приказам командиров, отделались лишь легким испугом от стрельбы — дело-то новое. А вот инженер ходил глухим тетеревом — штафирка, гражданский шпак, что с него взять.
Первый же результат порадовал — ядро улетело на лигу с небольшим, причем пороховой заряд сделали с недовесом. За день стрельб выяснили норму заряда, большую дальность полета ядра — около двух километров — и скорострельность. Мишени канониры валить научились к концу стрельб. Пятьдесят процентов попаданий — неплохо для начала. Сам ствол прошел испытания на ура, что и требовалось доказать.
В большой трапезной собрались все, кто имел отношение к появлению нового, но в приказном порядке забытого старого оружия. Кузнецы, оружейники, подмастерья, образовавшиеся пороховщики, ну, конечно же, Жозеф Лаваль — куда ж без него. Рядом с ним, на скамье — канониры, все пять человек.
Чернота зря опасался зажатости своих подданных — в те времена не редкость, когда знатная особа пировала со своей дружиной. Урона чести никакого, не с крестьянами же за одним столом сидел граф. Мастеровые и ремесленники, а тем более воины всегда стояли выше пейзан по социальной лестнице.
Графиня Беата Чернота дé Лоредан, просидев час рядом с любимым супругом, тактично удалилась — молодой женщине скучно созерцать чисто мужское веселье.
Графский стол заслуживал внимания. Посреди него, на огромном блюде, лежала зажаренная тушка лесного вепря. На серебряных подносах — разнообразная дичь и рыба. Много зелени, овощей и фруктов. В кувшинах и новомодных бутылках — виноградное вино. Из пузатых бочонков, стоящих у стены, слуги черпали домашнее пиво — ну это на большого любителя. В Тарагоне пиво не уважали, даже пейзане предпочитали бражку. Замковый оркестр из трех музыкантов на щипково-струнных инструментах пытался изобразить нечто бравурное.
Народ, опростав по паре кувшинов, несколько раскрепостился, по трапезной плыл гул голосов, вкусно пахло жаренныммясом, приготовленным на открытом огне, и молодым вином.
— Эх, хорошо сидим, — Пашка с умилением смотрел на пирующих. — Все-таки замечательные у меня люди, трудяги, да и с мозгами все в порядке.
Веселье катилось плавно, без эксцессов. Граф попросил спеть музыкантов, те отказались по причине отсутствия голоса. Неожиданно встрял инженер Лаваль — просто-таки поразил народ сочным баритоном. Исполнив несколько народных песен, спел студенческие частушки. Пирующие животы надорвали от смеха. Веселились до глубокой ночи, потом пришла хозяйка и всех разогнала.
— Отдохните, муж мой любимый, завтра опять весь в делах и заботах.
— Ты как всегда права, дорогая, — пролепетал уставший Пашка, еле ворочая языком. Коснувшись подушки, мгновенно заснул мертвым сном.
За три осенних месяца умудрились изготовить двенадцать полевых пушек на шестьдесят миллиметров и десять крепостных — на сто пятьдесят миллиметров. Кроме того, бронебойные ядра, фугасы и шрапнели. Лаваль заходился от восторга — новые боеприпасы и их возможности поражали воображение. Шрапнель — чугунное ядро с фитильным запалом, наполненное порохом и по внутреннейоболочке — чугунной дробью, взрываясь, выкашивало живую силу противника в радиусе пятидесяти метров. От размера фитиля зависело многое — шрапнель могла разорваться в воздухе, над головой неприятеля или в его рядах.
Цех по изготовлению пороха пришлось выстроить заново за пределами замка. От прежнего остались обгорелые доски, раскиданные во все стороны — случился взрыв. Погибло трое подмастерьев, контузило двоихстражников и обломком доски сломало руку одной из служанок. Опасное производство удалили подальше, хорошо, хоть Лаваль не пострадал — он в это время руководил заливкой стали в форму.
За пушечными делами Пашка совсем забыл о стекольном деле, но в одно прекрасное утро нарисовался главный стекловар и стеклодув Нильс Петек. Приперся не просто так, а с образцом новой продукции — искусственным хрусталем.
— Ваша светлость, у нас проблемы с обработкой, что делать?
Чернота задумался, собирая мысли в кучу.
— Вот что Нильс, сейчас я не готов ответить. Жди в мастерской завтра утром, думаю, проблему решим.
Петек поблагодарил графа и умотал заниматься любимым делом. А Пашка засел в кабинете думу думать. Особых знаний по данному делу у него не было — так всплывало в памяти кое-что. Следуя логике, обработка искусственного хрусталя должна вестись абразивными кругами различной зернистости, но не с данным материалом. Да, для грубой обработки и такой метод годится, а дальше… Что-то мелькало в голове, никак не ухватить мысль. Пашка глубокомысленно уставился в потолок, словно на нем пытался увидеть ответ. Не-а, не увидел. Потом перевел взгляд на стол, взял из небольшой вазы два разноцветных шарика, принялся перекатывать между пальцами. Луч света упал на большой бриллиант в массивном перстне — камень заиграл завораживающим цветом. Чернота долго смотрел на него, потом хлопнул себя по лбу:
— Тьфу ты, все просто, чего я туплю, — рывком встал с кресла и побежал в сокровищницу.