- Фу ты! – отгородилась ладонью травница. – А ты куда лезешь морда рыжая, всё… нету больше соли! Сожрали.
Кто-то звонко свистнул, лошади среагировали мгновенно. Спутанные передние ноги взвились вверх, кони полетели по склону.
- Привет. – Паша взбежал на пригорок к соли, его серый кобель сразу сунулся к маленькому Лекарю. Настя спустила щенка на землю, стало видно, что малыш не сильно уступал взрослому кобелю в размерах. А скоро и перерастёт. – А я тебя искал…
Знахарь замолчал. Настя знала, что заняла его место, вытеснила с поста, который Паша уже много лет считал своим. А ещё… помнила тёплые губы, руки, то нетерпеливые, то наоборот замершие в ожидании. Помнила своё молчание утром, неловкую игру, будто ничего не произошло. И теперь было очень неловко смотреть в тёмные проницательные глаза.
Что сказать?
Что ему сказать?
Что она не виновата, что не хотела рушить мечту всей жизни. Даже не мечту, то что он по праву считал своим. По праву рождения. Что сразу по приезду признала и его ум, и знание местности, знание мира, духов, людей? Что тот вечер – лишь момент слабости? И везде соврать. Врать не хотелось. Пашка умел выглядеть эдаким наивным дурачком, и тогда врать ему не только не хотелось, а становилось вовсе невозможным.
- Идём. – Перед Настиным носом оказалась широкая сильная ладонь. Настя осторожно вложила свою руку в эту ладонь, очень горячую и живую.
Дело не в том, что ты, травница, не можешь встать сама. Можешь, легко и быстро и полететь, как летит молодая кобылица. Но тогда мне не будет надобности подать тебе руку, ощутить тепло прикосновения, и объяснить, что я тебя принял. И простил. И понял тебя. А ещё кое-что немножко большее… Что сам до конца не могу объяснить, и уж точно не произнесу вслух… Как и всё остальное. Поэтому я просто подал тебя руку.
Настя встала. Пашины пальцы чуть ослабли. Сердце бешено стучало.
- Вон он, перевал…
Настя чувствовала тепло тела даже на расстоянии, и… дрожь.
- Идём. – Севшим голосом повторил знахарь и потянул Настю за собой, по крутой тропинке вниз. Они спускались с солнцепёка.
Собак оставили дома, серый знахаря долго лаял им в след и рвал верёвку. Настя ёрзала в седле. Знахарь уверено правил конём, горячий и молодой, тот танцевал под ним, норовя сорваться в галоп. Но Паша танцора сдерживал, позволяя Настиному коньку поспевать следом.
Они остановились у Реки, у бирюзовой ласковой воды.
Мудрая Тина ничего не спросила, только улыбнулась, когда Настя попросила приглядеть за Карькой. Мудрая Тина…
Она видела немного дальше.
Жаркие руки обняли Настю за талию. Девушка откинула голову на плечо знахаря. Подчинившись потоку можно приплыть в самые неожиданные места. И повернуться, чтобы коснуться губами губ. И увидеть в чёрных глазах вечную мощь гор, услышать шорохи высокогорных лугов под вольным ветром. Упасть в бездну неба, полного звёзд. И уже опускаясь на сухую траву у бирюзовой воды, подумать, что течение не обмануло… обещая самое неожиданное. И даже снежные шапки гор плавятся под жаркими лучами июльского солнца.
***
Это был обыкновенный кабинетный работник, имеющий допуск в архив. Никакой не злодей. Он просто осатанел жить на крошечную зарплату, устал от невозможности уехать отдыхать с семьёй на море, хотя и семьи никакой не было. И винилась в этом крошечная зарплата. А тут ему предложили деньги. Реальную сумму, которой хватило и на море, и на машину, и на новый диван.
Он очень испугался, увидев в дверях высокого норвежца с двумя провожатыми.
И имя назвал сразу, обливаясь потом. После этого троица сразу потеряла интерес и ушла.
На улице Бьёрн спросил Сычёва:
- Вы знаете, кто это?
- Знаю. – Владимир Саныч покрутил ус. – Чиновник. Не слишком умный и не слишком жадный. Ладно, завтра уже… Идёмте в гостиницу. Надо отдохнуть.
После ужина, Кирилл ушёл в душ, а Бьёрн позвонил Тине. Ему хотелось услышать её голос, почувствовать тяжесть их общего якоря. Тина возилась с Настиным щенком, то и дело хихикала. Травница по её словам ушла в загул со знахарем. Чем-то подобным должно было кончиться, понял Бьёрн. Паша давно смотрел на Настю непрофессиональным взглядом.
Анимаг лёг на кровать, слушая Тину, прикрыл глаза и попытался представить. Вот она сидит на веранде, на дощатом полу, отнимает у щенка косточку, тот рычит, елозит толстой попой с хвостиком-морковкой и огромные уши возмущённо качаются из стороны в сторону. Тина смеётся, убирает со лба тёмные кудряшки, на домашнее платье наброшена вязаная кофта, на ногах цветные вязанные носочки – травница обвязала всю команду. Бьёрн, кажется, задремал, воображение разохотилось… Нужно тоже завести собаку. Настя переедет к Паше, как пить дать переедет, а Бьёрну хотелось, чтобы в доме был пёс. И не только пёс.