В тринадцать Бьёрна положили в больницу с гнойным перитонитом. Отец до последнего был уверен, что мальчишка притворяется, привлекая к себе внимание. Пока Бьёрн не упал на пол, корчась от боли. Мать вызвала скорую. Из больницы, не дожидаясь выписки, его ночью выкрала бабушка. Ну, как выкрала… Она появилась в проёме окна, величественно шагнула в палату, гордо прошествовала между спящих пациентов и спросила, хочет ли Бьёрн жить с ней. Что можно было ответить такой эффектной бабушке? Они вдвоём вернулись к окну и, держась за руки, спустились прямо по воздуху на асфальт. В ближайшем сквере Ула подошла к потухшему фонарю, постучала по столбу. Взяла внука за руку и велела закрыть глаза. Через минуту он входил в родовой дом Овердалленов. Там уже жила овдовевшая Эмма, уступив сыну дом. Тот возмущался, твердил, что Эмма нужна ему как воздух, но пожилая волшебница сообщила, что засранке Уле она нужнее.
Конечно, опять был скандал. Но в этот раз у Улы имелся козырь, ей удалось зарегистрировать случай с аппендицитом, как жестокое обращение с детьми. Она теперь больше напирала на это, чем на магический дар. Права на опеку Бьёрна перешли к бабке, мать проклинала Улу, отец грозил расправой. У Бьёрна появилась своя комната, в выходные он спал до обеда. Старшие внуки Эммы были ровесниками Бьёрна, ребята ходили друг к другу в гости, засыпали у камина с чашками чая в руках, укрывшись пледом. Кровать встречала мягким матрасом, в большое и пушистое одеяло удавалось завернуться три раза. Эмма целовала детей перед сном, читала малышам на ночь сказки, а старшие вместе с Бьёрном хоть и делали вид, что им неинтересно, тоже заворожено глядели на виртуозные иллюзии волшебницы, в приоткрытую дверь детской.
Однажды, Бьёрн застал на кухне мать. Ингрид рыдала, Эмма гладила её по серым волосам, Ула сидела за столом и пила кофе. Мать, увидев Бьёрна, рванулась навстречу. Называла медвежонком, кинулась обнимать. Бьёрн покосился на бабушку, потом отстранился от матери и зашёл в Уле за спину. Он сделал свой выбор полгода назад, и не собирался его менять.
Когда Бьёрну исполнилось пятнадцать, бабушка отвела его к генетику, анализ выявил ген анимага. Бабушка кивнула, поблагодарила врача и дома выставила перед Бьёрном толстую стопку книг, предоставив ему выбирать самому. Если кому-то десять лет запрещают изучать магию, то он приобретёт нездоровое рвение к этой науке. Тем более, когда твоя бабка секретарь ковена магов, а, значит, гены имеются. Бьёрн прочитал всё за ночь, а утром за завтраком сообщил, что он станет анимагом. Бабушка была очень довольна. Следующие три года Бьёрн мог бы причислить к самым тяжелым в своей жизни, но факт того, что выбор сделан самостоятельно, значительно облегчал существование. А в девятнадцать Бьёрн познакомился в дедом, тоже анимагом, тоже барсом. Поджарый, седой швед смотрел на него серыми смеющимися глазами. Бьёрн с облегчением заметил, что похож именно на деда. Они уехали в Швецию.
В Швеции Бьёрн впервые узнал про проект «Хранитель», проект существовал уже больше трехсот лет. Три вакансии были открыты. Алтай нуждался в барсе. Бьёрн попросил у деда материалы по проекту, прочитал и принял решение. Обескураженный глава шведского ковена уронил на ногу кувшин с водой, из которого поливал цветы в кабинете. Кувшину это не повредило, даже белая эмаль не треснула, дед взвыл. Они с Улой собирались устроить внука в министерство, хотели обеспечить уверенным будущим. Больше всех спорила бабушка, но непреклонный характер Бьёрну достался от неё, так что нашла коса на камень.
Заявление отправилось в Россию, Ула очень надеялась, что тёмные русские отвергнут западного выдвиженца, но барсов в мире рождалось так мало, что русским не из чего оказалось выбирать. И Бьёрн в первый раз поехал на восток. Прошел первые испытания, прошел тестирование, получил хорошие результаты и направление на курс подготовки.
Вернувшись через полгода в Осло, он впервые за много лет наведался к родителям. Слишком многое изменилось, чтобы теперь бояться отца и презирать мать. Бьёрн даже начал их понимать. Ула Овердаллен была очень тяжелым человеком и слишком презирала обыкновенных людей, чтобы простить дочери её бездарность. Ингрид не могла простить Уле её презрения, взрастив обоюдную ненависть. А Бьёрн просто оказался посередине. Отец же просто решал проблему так, как умел. Умел он командовать и наводить дисциплину. Уже став анимагом, Бьёрн заметил, что и от отца ему кое-то досталось. Та же дисциплина, привычка к порядку, лёгкое привыкание к режиму. Кроме него в семье этими качествами никто не страдал.