От мухоморов до галлюциногенов. По нижнему краю стекол теплицы ползла полоска желтоватой плесени, смахивающей на обыкновенное неряшество садовников.
- Я думал, меня будут лечить. – Кирилл бухнул ведро на дощатый настил прохода между грядками. – А я таскаю навоз.
- Труд тоже лечение. – Улыбаясь, монах сощурил и без того узкие глаза. – Настенька, на сегодня хватит. Спасибо тебе большое.
- Вам спасибо. – Искренне отозвалась травница. Будь её воля она бы и на ночную смену осталась, но в полночный сектор её не пускали.
- А я?
- А ты, юноша, идёшь со мной.
Кирилл понурил голову и безвольно потопал за монахом. Пустое ведро позвякивало при каждом шаге.
Травница направилась во двор монастыря, Карька бежал следом, виляя лохматым хвостиком. Лысый послушник энергично подметал выложенную брусчаткой площадку перед садом камней. Песчаный прямоугольник заполонили булыжники разных цветов и размеров, порой таких причудливых, что старец, медитирующий на одном из валунов, казался только затейливой игрой закатных бликов солнца.
- Наст! Наст! – крикнули сверху, мальчишка свесился с перилл галереи, рискуя выпасть. Бритая лопоухая голова походила на голец. – Наст идёт!
Всё-таки выпал. Издал вопль и затормозил в полуметре от земли, завернув ноги в позу лотоса.
- Лао! – Настя поймала парнишку за шкирку, тряхнула и потащила за собой. Маленький паршивец даже не попытался встать на ноги, буксуя по воздуху, как накачанный гелием шарик. Да и весил он столько же. Карька воспринял сиё за вызов, шустро подпрыгнул и цапнул парнишку куда достал. Лао взвизгнул, подскочил выше, успев щелкнуть щенка по носу. Тот естественно сразу ябеднически заскулил, но бессердечная хозяйка только тряхнула монашка за шкирку.
Отпуск по ранению длился уже неделю, Настя блаженствовала, Кирилл страдал. Тина изощрялась на кухне, а Бьёрн пропадал целыми днями с Мастером Муном. Приходил анимаг потный, измученный и с новыми синяками. Кирилл завидовал.
Монастырь ежесекундно занимался делом. Бились горшки, на плитах кипело и булькало, овцы напоминали о своем существовании дружным «бе-е-е», в лабораторной части раз в день взрывались реактивы, а восточное крыло, где жили особо одарённые послушники, разрушали и строили одновременно и беспрестанно. Настя была в восторге. Ей еще не доводилось бывать в буддийском монастыре, а скрытом монастыре тем более. Но главный подарок судьбы прятался внутри территории. В долине реки, на южных склонах хребта притулилось самое большое на Алтае травническое хозяйство. Здесь выращивали полторы тысячи растений со всего света, в местной аптеке хранилось восемь тысяч образцов, от кабаржиной железы до лапки южноамериканской лягушки.
Первое время травница бродила по этому великолепию, как кошка обдолбанная валерьянкой. Хотелось страстно хвататься за каждый кустик, выполоть каждую грядочку, нюхнуть все цветочки. Потом улыбчивый Ли-лама, семеня короткими ножками, проводил северную гостью в библиотеку-гербарий. О чём может потом и пожалел, хотя конечно не признался. Писающуюся от счастья травницу удалось выколупать оттуда только спустя сутки. И то оторвалась Настя от рассматривания подробнейших зарисовок растений с описанием свойств, показаний к применению исключительно ради торжественного извлечения семян слепого львиного глаза на свет божий. Слепой львиный глаз отдавал семена с неохотой, жадничая и выпрашивая подачки за каждое ядрышко. Монахи щедро умасливали слепой глаз питательной водичкой, подливали молоко тигрицы, сыпали толченые ракушки, чем добились трёх увесистых семян, пузатеньких и пищащих. Одно самое хилое тут же ушло на препараты, два других подготовили к посадке и размножению. Ли-лама умолял садовника быть строже и не баловать саженцы, и хотя тот клялся, грозя кривым пальцем, но так ласково гладил круглые золотистые бочка, что становилось ясно – баловать будет.
На следующий день Насте удалось выпросить (одним только глазком, я даже пальцем не дотронусь!!!) посмотреть оригинал знаменитой Пен Цао – Материа Медика, написанной в шестнадцатом веке Ли Шечьженем. Когда травница достигла полного катарсиса и осознала, что помирает от голода, солнышко уже закатилось, а набат созывал монахов на вечернюю трапезу.
Кирилл уже не такой бледный, наивно улыбающийся сообщил, что мастер Мун, местный лекарь доволен его состоянием и снимает полупостельный режим. Бедный Кир ещё не знал, чем это обернётся, предвкушая прогулки по обширной монашеской земле.