Паша налил себе халявного виски и побольше. И принялся рассказывать. Вслух он говорил только то, что имело значение для дела, но думалось намного больше. И иногда знахарь зависал, вспоминая совсем другого анимага, смешливого алтайца с желтыми янтарными глазами.
***
Цветная мушка на крючке дёрнулась и скрылась в жадной пасти. Паренёк бешено завертел ручку катушки. Пойманную рыбёху он нанизал за жабры на тонкую рогатину. На рогатине уже болтались четыре штучки.
- Усё! Пойду костёр разведу, у тебя сколько?
- Шесть. – Илюха махнул спиннингом. – Ща, семь будет.
- Ну-ну. – Паша легонько ударил торцом рукоятки спиннинга по камню. Спиннинг сложился сам в себя, сразу став в три раза короче. – Мальков-то оно ловить – гиблое дело.
- Да у тебя будто все косатки! – ругнулся друг. – А рассказываешь, и вовсе до кита дорастут!
Мальчишки захохотали. Им едва исполнилось восемнадцать, в октябре оба попадали под осенний призыв, и последние летние деньки парни догуливали на речке, объедаясь рыбой и пытаясь наобщаться впрок на предстоящие два года разлуки.
У костра, уже в плотных сумерках, переворачивая рыбу двумя ложками на плюющейся сковородке, парни заговорили об Эве. Завтра Эвелинка с братом обещались приехать, а сегодня мальчишки беззастенчиво перемывали подруге косточки. Оба хорохорились, но одинаково сохли по гибкой как тальник и огненно вспыльчивой красавице. Рядом с ней остальные деревенские девчонки казались пресными. И пусть Эвина мать постоянно поминала, что жена из дочери выйдет никудышная, за нахальной пацанкой уже выстроилась очередь сватающихся парней. Эвелина же взмахивала чёрными ресницами, пользуясь женихами, как душа желала, а слушала только двоих друзей. Привычные к едким словам мальчишки чувств своих стеснялись, деланно высмеивали воздыхателей, тискали по углам других девчонок, но всегда возвращались к костру, где они сидели втроём, связанные общей тайной. Тайной будущих Хранителей. Не было среди них лишь видящего, но намедни отец обмолвился, что в Городе кого-то выбрали и пришлют на днях. Ожидание тянулось медленно.
Кто он будет этот незнакомец? Чужак или свой, парень или девчонка, а если парень, не влюбиться ли в него бессердечная заноза Эвелина, или пришлют красивую девку, и тогда, может, тронется у одного из них в душе отравленная Эвой игла…
Проговорили друзья почти до рассвета, завалились спать. А проснулись уже под звонкий смех самой красивой в мире девчонки.
Видящего звали – Костя. У друзей засвербело в горле, но оба сдюжили – познакомились, не показав обиды на судьбу. Костя был высок, хорош собой, будто вышел из мифа о богатыре Сартыкпае. И коса, пусть не до земли, но имелась. Белые зубы сверкали в улыбке, говорил он низким – звучным – голосом, хохотал хорошо и открыто, а в глазах стояла Элрикова тьма – страшная, но чарующая. В навь Костя ходил, как к себе домой.
Рыбалку Костя им тогда испортил.
В октябре Паша уехал в армию, чтобы вернуться только через два года. Вернулся он уже мужчиной, изменился, посуровел, неловкий на слово научился бить без размышлений, а быстрые, вышколенные годами тренировок движения никто не успевал поймать и остановить. Илья служить не пошёл, анимагу сложнее скрываться среди обыкновенных людей, он два этих года провёл в тайге, ходил с Тимофеем, учил будущие владения, занимался с Виктором другими науками, скучным правом, экономикой, историей. Эва практиковалась с отцом, Костя ходил за Виктором. Парни сдружились, а девушка, наконец, оттаяла. Отдалась она не красавцу видящему, как злорадствовал про себя Паша, а преданному другу.
И первым делом, Паша увидел выросшую меж ним и друзьями пропасть. Он ревновал их к чужаку, и, наверное, от этого очень ясно увидел, как бывшие ещё недавно такими родными люди изменились. Вспыльчивый, но отходчивый Илья, стал злым, в Эве будто алмыска поселилась. И оба переняли таинственную Костину тьму. Но время шло, Паша привык, пропасть покрылась решёткой мостиков, хотя и не затягивалась.
Снежная зима сменилась бешеной весной, как больная лисица пеной, исходила речка бурными водами, Река бесновалась. Потоки воды смывали деревни, гордыми фрегатами неслись по воде срубы, вёрткими лодочками вековые сосны и берёзы с вывернутыми когтями корней. Но вода стихла, смирённо опала, и пришло жаркое пряное лето.