- А что же ты выгонять её не торопилась? – Виктор прищурился, добродушные лучики из глаз великана грели не хуже огня.
Ида с непроницаемым лицом вышла из столовой в кухню, загрохотала посудой.
- Не обращайте внимания. – Махнул рукой Виктор, простодушно улыбаясь. Улыбка была Пашина, взяв у неприступной матери телосложение и дар, душой знахарь пошёл в отца. – Ида любит притвориться глыбой льда, но это видимость.
«Ага, - мрачно подумалось Тине, - побудешь тут глыбой, рядом с вулканом. Быстро в тазик сольют талой водицей, и вежливо извиняться за причинённые неудобства».
- А Настя давно ушла?
- Часа два назад, её Паша поехал проводить. – Ответил видящий.
Бьёрн с Кириллом переглянулись, Тина заметила, дёрнула брата за рукав, но парни озвучивать немой диалог не стали.
- Устроили у нас гостиницу. – Ворчала под нос Ида. – Ладно Вова, но…
- Ида… - Тихо, по-прежнему улыбаясь, пробормотал Виктор. Женщина сразу замолчала, теперь на стол обрушился поднос, на котором стояли пиалы с мёдом, вареньями и орешками.
- Бьёрн! – Ула Овердаллен застрекотала по-норвежски. Лицо пожилой ведьмы оставалось ледяным, а тон непонятным. Её внук извинился, вышел из-за стола, решив перенести беседу в другое место.
- Сука норвежская. – Пробурчала под нос Ида.
Кирилл хрюкнул и тихо шепнул сестре:
- Будто она лучше.
Тина на брата шикнула, Кирилл послушно замолчал, но вполне разборчиво принялся мурлыкать под нос мотивчик, хорошо знакомый окружающим. Тине показалось, что даже слова разобрать можно:
А мир стал серым, серым, серым, как тюремная стена, ведь рядом стерва…
Виктор невозмутимо прихлёбывал чай, про свою жену он всё знал, и про характер, и про тяжёлый взгляд, и про невероятную преданность.
Наконец в гостиной показались Сычёв и Тимофей. Действующий хранитель явно чем-то озабоченный рассеяно поздоровался с новым поколением, вскользь огладил по лобастой башке хмурую кошку.
- Вов, ты пойми, что так дальше не пойдёт. Я бумажки не люблю, а Саша вообще меня посылает в Элриковы пещеры, как я про это говорить начинаю.
- Тимох, сбавь обороты, а? Всё устроим. Верно ребятки? Помогём дяде Тимофею?
Кирилл и Тина изобразили несказанное недоумение. Они шли ругаться и выяснять правду матку, вместо этого Бьёрна похитила его хищная бабка, а семейство Серковых-Яровых принялись втягивать в какую-то сумятицу.
Потоптавшись вдоволь на теме чая, пирожков Иды, видов льняного плетения в разных уголках необъятной родины, наконец, дождались всех кого ждали. Хорошо, что стол в доме Хранителей был предусмотрительно огромный и к тому же раздвижной. Помимо четвёрки действующих хранителей, Владмира Александровича Сычёва, появилась Галина (с ней пришёл и Джек, но в дом пса не пустили, и теперь за дверью раздавались потусторонние звуки, должные вызывать острые приступы хозяйской совести). Ула Овердаллен наговорившись со внуком тоже села за общий стол, Дмитрий – Галинин муж метал в Сычёва неприязненные взгляды, Лия Васильевна – наставница Насти, наоборот, к Сычёву жалась, хотя рядом они составляли странную парочку, напоминая издали набор для гольфа – клюшка и мячик.
Ида выставила на стол полную супницу, несколько салатов, и укутанный казанок со вторым.
Вечно голодный Кирилл тут же с криком:
- Прямо как дома!!! – без малейшего стеснения принялся наворачивать за обе щеки, зато Бьёрн мигом поменялся лицом, поднёс к носу чашку с вяжуще крепким чаем и скрылся за ней на весь ужин.
- Бьёрн! Алкоголики должны хорошо питаться! – попытался поддержать Кирилл друга.
- Бьёрн – не алкоголик! – с акцентом возмутился фрёкен Овердаллен.
- Bestemor! – донеслось из кружки.
И к моменту запланированной расправы злиться и метать молнии уже не хотелось, но увы было надо. Тина, которая неожиданно поняла, что, по мнению парней, эта честь как раз для неё, очнулась уже с табличкой в руках, и обращёнными на скромную персону видящей взорами аудитории.
А ведь они собирались сначала поговорить с учителем, потом уже нести возмущение дальше – в массы.
Ида сидела за столом с непроницаемым лицом, посуда самовольно улетала на кухню, где, судя по стуку, приземлялась в раковину, а по шуму воды и мылась без посторонней помощи. На Алтае такое использование магии считалось неразумным, и, значит, даже для травницы этот разговор имел определённую важность.
Табличка показалась жалкой, как резиновая «морковка» на рафте – единственное средство спасения, ужасно глупое на вид, и всё равно единственное.