– Чего ты уставился на него? Это вор и негодяй, украл комбайн, набрал туда всякого добра со склада, еще украл двух баб и пытался на нем пробить периметр. Чтобы, значит, мы ломанулись заделывать, а на него бы забили. Он несет заслуженное наказание. Думаешь, мы жестокие придурки?
– Да что ты, – сказал Синклер. – Я думаю. Там четыре пиньяты. На вашем гербе. Никакой жестокости.
– Четыре чего?
– Такие штуки. Висят. Чтобы дети. Конфеты выбивали. Палками.
– Я тебе сейчас голову прострелю, – сказал постовой Хлеборобов.
– Можно повернуться?
– Нет, я не одет, – язвительно сказал постовой. – Съел, да? Сатирик, юморист. Пиньяты! Мы тоже умеем шутки шутить, понял, да, упырь сраный?
– Не надо так. Со мной говорить, – сказал Синклер без эмоций.
Постовой осекся, не успев развеселиться. Что-то в тоне Синклера дало ему понять, что говорить так действительно не стоит. От странных коренастых путников можно ждать любого дерьма. Например, что они окажутся профессиональными убийцами или родственниками князя.
– Ты можешь повернуться, – сказал он. – Подними руки. Назови свое имя и клан.
– Меня зовут Синклер. Клана нет, – сказал Синклер и повернулся.
Пост не внушал доверия. Главный, тот, что завел разговор, – рыжий, кудрявый и с семитской наружностью. Кожаный жилет, на груди нашивка с гербом Хлеборобов. Джинсы и высокие брезентовые бахилы. Под мостом прятаться в воде удобно. Несмотря на осеннюю промозглую погоду, руки голые, только на предплечьях длинные перчатки с раструбами. На плечах – татуировки.
«Щеголь, – подумал Синклер. – Решил бицепсами покрасоваться. Культурист. Сильный, но драться не умеет. Нож на поясе, а не на бедре. Сам правша, и нож с правой стороны. Автомат держит, как курсистка. Глазки бегают. Может пальнуть сгоряча. Лицо слабовольное. Плохи дела у Хлеборобов, если стали на посты отряжать любителей».
Двое остальных, в таких же клановых жилетах с нашивками, интереса не представляли. Стояли позади, руки на кобурах. Один более уверенный. Другой, помоложе, заметно нервничал.
– Вы братья? – спросил Синклер.
– Все люди братья, – торжественно ответил рыжий. – Ты не слишком дерзкий, дедушка? Через земли Хлеборобов без клана? Думаешь, мы тебя тут не пристрелим за красивые глаза? Мы пристрелим.
– Мой дедушка. Твоему дедушке. В рот не поместится, – сказал Синклер. – Решаем так. Я иду дальше.
– Дедушку моего не трогай, – сказал рыжий, видимо не совсем разобрав смысл сообщения.
Он набычился, готовый защищать семейную честь, но глаза нервно забегали. Человек без оружия дерзит человеку, который направил на него ствол, – и это на землях самого беспощадного клана вплоть до Урала. Здесь явно было что-то не так. Видно, что боец хотел еще многое сказать, но неожиданно агрессивный ответ его смутил. Он сдержался.
– Куда идешь? – спросил рыжий постовой. – Мы должны досмотреть твои вещи. И еще, это, ты должен заплатить налог. Взамен получишь транзитный номер на три дня. С ним сможешь пройти. Без него тебя на наших землях кончат. Надо успеть продлить, если не успел, тебя кончат. В города отдельный номер надо, зелененький, стоит дороже. Если в город с транзитом зайдешь, тебя кончат. Есть тебе, чем платить?
– Куда иду. Тебе неважно. Вещи не смотреть. Заплачу консервами.
– Сайра? – спросил постовой. – Это банок шесть надо.
– Горбуша, три банки. Армейская тушенка.
– Это дело! – оживился рыжий.
– Все. Давай городской номер.
– За городской добавить надо, – почтительно сказал рыжий.
Наличие армейской тушенки вызвало у постового неподдельное уважение.
– Галеты. Четыре штуки.
– Маловато, отец.
– Торговаться не надо.
На простоватом круглом лице старшего отразилась мучительная борьба. Синклер не сводил с него взгляда. С одной стороны, путник продолжал дерзить. С другой стороны, дерзить в ответ почему-то не хотелось. С третьей стороны, двое других постовых уже начали смотреть с недоумением – что это ты, мол, с ним церемонишься.
«У Горбача и Сереги нет такого чутья – на тех, кого злить не стоит», – подумал рыжий постовой. Что-то подсказывало ему – будь на месте старшего Горбач или Серега, все трое уже потихоньку сплавлялись бы по Скалбе со свинцом в различных частях тела.
– Нравишься ты мне, отец! Вот другого кого не пустил бы, а ты прям на душу лег! – воодушевленно сказал старший поста. – И говоришь по делу! Сказал – отрубил. Давай, мужик, ступай куда надо, мы возраст уважаем!
«Решил свести все на анекдотики и уважение к старшим, чтобы авторитет среди команды не потерять. И деликатно сделал вид, что забыл про шмон. Молодец. Может, и не догадается. Может, и выживет», – подумал Синклер.