– Как вы можете видеть, наш гость носит татуировку Распутников, – сказал Коршун с грустью. – В первую очередь я должен спросить уважаемый совет, можем ли мы доверять Распутнику, учитывая актуальную политическую ситуацию?
– Что за игра? – спросил Синклер. – Я не Распутник. Очень давно. Князь это знает. И ты знаешь.
– Да, князь это знает. И я это знаю. Но наш воевода и мастер экономики, может быть, и не знают. Я не могу вводить в заблуждение высших чиновников своего клана. Простите, Синклер, если я сказал что-то обидное. Я переформулирую вопрос. Можем ли мы доверять бывшему Распутнику, учитывая актуальную политическую ситуацию?
«Надо было задушить эту гниду еще во время замеса у Круглого озера», – подумал Синклер.
Пан Корча встал со своего места. Из своей необъятной шали он выудил круглые очки с толстыми стеклами. Он подошел к Синклеру, нацепил очки на нос, наклонился и внимательно рассмотрел татуировку.
– Сомнений быть не может. Это татуировка Распутников, – объявил он экспертным тоном.
– Я не отрицал, – сказал Синклер.
Князь все это время молчал. Он переводил взгляд с виновато улыбающегося Коршуна на Синклера и что-то напряженно обдумывал. Морщил лоб, цыкал и потирал висок.
– Вероломство. В нем нет ничего зазорного. Каждый имеет право, хотя нам, Хлеборобам, верным своему клану от рождения и до смерти, бывает трудно это понять. Но я не хочу навязывать вам наши этические модели, Синклер, – сказал Коршун.
– Благодарю, – сказал Синклер.
– Не за что. Теперь второй момент. Пан, пока вы не отошли от нашего гостя. Потрогайте его руку. Прямо сейчас.
Синклер растерялся и не успел отдернуть запястье. Старик вцепился в него обеими руками, приподнял и затряс им, словно вещественным доказательством.
– Холодная как лед! – завопил он.
«Целых тридцать градусов, старый кретин», – подумал Синклер.
– Может быть, вы просто замерзли? Кажется, здесь немного прохладно. Велеть стюардам разжечь огонь? Мы можем переместиться к камину.
– Прекрати цирк, – сказал Синклер. – Говори прямо.
– Говорить прямо? А вы уверены, что сейчас для этого время и место? – улыбнулся Коршун. – Впрочем, прямо так прямо, извольте. Вы эмиссар.
Воевода поперхнулся своим виски и громко закашлялся. Он машинально отодвинулся подальше от Синклера и загремел стулом. Пан со стуком выронил запястье и мелкими шажками, не поворачиваясь, спиной вперед, пошел на свое место.
– Виталий Александрович, это тоже не тайна, – сказал князь и поморщился. – Мне известно, что у нашего гостя… непростая биография. И он все-таки не эмиссар. Не совсем.
– Мне тоже, – сказал Коршун. – Но опять же, я не могу держать в неведении своих уважаемых коллег. Им должно быть известно об истинной сущности нашего гостя. Скрыть от них подобную информацию было бы равноценно преступлению. Кроме того, князь, такие вещи иногда полезно освежить в памяти. Старое товарищество – сильная штука, мне ли не знать, ваша светлость? Важно, чтобы в критический момент оно не помешало мыслить здраво.
– Я не эмиссар, – сказал Синклер.
– Правда? – улыбнулся Коршун.
– Не совсем. Черт. Уважаемый совет. Я пережил нападение. Очень давно. Долго без сознания. Провел на территории Стазиса. Это дало эффект. Странный эффект. Вроде болезни. Но я не эмиссар. Я человек.
– Мы можем быть в этом решительно уверены? – спросил Владимир.
– Можете, воевода.
– Это невозможно. Так не бывает, – сказал пан Корча.
– Я перед вами, – ответил Синклер.
– Не знаю, зачем вы это устроили, Виталий Александрович, – сказал князь. – Но напомню вам, что мы собрались не для обсуждения Синклера. Мы собрались здесь для обсуждения информации, которую он принес.
– Именно к этому обсуждению я и собирался перейти незамедлительно, – сказал Коршун. – Синклер, когда вы посещали Москву? Сразу ли после Москвы вы направились к нам, в Красноармейск?
– Полторы недели назад. Был там неделю. Около МКАД. Меня ранили мародеры. Два дня. Приходил в себя. Сразу после этого. Пошел сюда.
– Вы не посещали другие города? Не общались с клановыми офицерами других кланов? – спросил Коршун.
– Нет, – ответил Синклер раздраженно. – Я два дня лежал. Под брезентом. Почти без памяти.
– Вы совершенно уверены, что в течение последних трех дней не посещали Рязань или ее пригороды? Скажем, Рыбное?
– Как бы я. Это сделал? – спросил Синклер.
– На армейском грузовике, например, – сказал Коршун и пожал плечами.
– Еще раз. Около Москвы ранили. Два дня лежал. Пришел сюда. Здесь. Какая Рязань?