— Всё равно… Сначала она заявила, что хочет жить отдельно от меня, потом и вовсе начала исследовать пустоши… В таком возрасте я подобным не занималась.
Элли с укором посмотрела на неё.
— Нат сама должна решить, кем хочет стать, и пребывание за стенами нашего города этому точно не поможет.
— Возможно, ты и права… — вздохнула Райт и откинулась на спинку стула.
— Кстати, видела сегодня Джоанну.
Пайпер тут же оживилась.
— Мельком. Выходила из агентства. Кажется, это было последнее дело.
— И не навестила!
— Дай ей время. Её можно понять.
— Твоя правда.
После же затем их разговор потёк в совершенно другое, мирное русло и о Выжившей больше никто не вспоминал.
На глазах умирал её сын — а Жадин не могла проронить ни слезинки. Лишь молча бессильно наблюдать. Всё, чёрт возьми, случилось гораздо раньше, чем она предполагала. И теперь на её плечах колоссальная ответственность за будущее Содружества. А прошлое же, вместе с последними вздохами Шона, растворялось в небытие.
Он что-то шептал ей на выдохе, свои последние слова, но их смысл всё никак до неё не доходил. Словно сознание отчаянно пыталось абстрагироваться от всего этого. Лишь последняя его фраза царапнула изнутри, заставив Уильямс наконец-то вспомнить, где же она находится и перед кем.
«Спасибо за все, мама».
Он навечно смежил веки и Жадин, бросив на него последний взгляд, хладнокровно развернулась к ступеням вниз. Проникнуться хоть какой-то симпатией и толикой любви к этому бездушному, пугающе спокойному человеку, в жилах которого бежала её кровь, она не смогла.
Да и мысли её уже были совершенно не о нём. Нужно было срочно созвать совет директоров. И на нём же подготовить почву для будущих семян сомнений в правильности деятельности Института. Созревать они будут долго, но с её руки… Тогда-то они и начнут помогать поверхности. И обратят плоды своих трудов во благо, а не ради целей минувших дней. А она станет им, детям Института матерью, которую так хотел видеть в ней Шон.
Вот только цели их разойдутся.
— Знаете, мэм, после того, как вы сказали, что собираетесь отправиться на нашей посудине в Европу, я сначала подумал, прошу меня извинить, что вас немного засбоило. Но вот мы уже в Гренландии, а я всё ещё не могу поверить, что мы преодолели уже треть пути.
Мелисса лишь усмехнулась, слушая доклад своего старого штурмана.
— И, что самое невозможное, я стал замечать, что команда словно расцвела, — продолжал Дядюшка Рив. — Пусть на этом корабле и не так просторно, а множество из нас откололось, оставшиеся всё же… Вы словно заново вдохнули в них жизнь.
— Чего я и добивалась, — ответила роботесса. — Хочешь открою тайну, Рив?
Тот кивнул, вытягивая сигарету из непочатой пачки местной островной фирмы.
— Я и сама поначалу сомневалась в успехе экспедиции. Но теперь… нет, уже ни капли. Мы донесём свои паруса до берегов Европы. И наконец-то разрушим этот барьер. Выясним, что же такого с ними стало, что они до сих пор не вышли на связь. А там — вернёмся ли или нет… Увидим.
— Ты стал уже таким взрослым, Роланд.
Она искренне улыбнулась своему старому знакомому, стоявшему на крыльце её дома. Миллер пришёл погостить несколько дней назад, ведь только тогда отвлёкся от своей работы в библиотеке, вернулся домой и услышал о её возвращении.
— О, это из-за того, что я решил отрастить бороду. Так-то, несмотря на свои двадцать три, моей душе всё ещё присущи юношеские порывы, что заставляют меня порою предаваться необдуманным поступкам.
Его высокопарная манера разговора ничуть не изменилась за эти три года. Но сам Роланд, всё же, да — лицо потеряло хоть какие-то следы детской округлости и стало словно состоять только из острых углов. Россыпь веснушек уже не так ярко выделялась на щеках, но карие глаза не утратили своего блеска и того чистого энтузиазма, питающего его всё это время, которое Джоанна только его и знала.
Позади Роланда маячил верный робот-дворецкий Дживс, ставшим ему незаменимым спутником за всё это время. Обычно он не встревал ни в какие разговоры своего напарника, и этот раз не стал исключением. На его лице играла лёгкая вежливая улыбка, которую ему диктовали алгоритмы личности, встроенные ещё братьями Беннетами.
— Рад был повстречаться — но вынужден уже идти. Обязанность Хранителя Бостонской публичной библиотеки зовёт меня выполнять свой долг.
— Как-нибудь нужно наведаться к вам.
— Обязательно! И ещё, Джоанна… спасибо, — добавил Миллер.
И он порывисто обнял её на несколько секунд, а затем отстранился с неизменной задорной улыбкой на губах.
— За что? — удивилась Выжившая.
— Да хотя бы за подаренную эту должность. Или спасение меня в тот роковой день. Уже не говоря о правде, которую ты принесла в наш дом — хоть и горькую, но после неё нам всем стало легче.
— Береги себя, — послала ему ответную улыбку женщина. — И Дживса.
— Тут уже наоборот получится, — подмигнул ей Роланд. — Дживс, дружище, пора в путь?
— Вам решать, сэр, — с неизменной учтивостью ответил тот, и вскоре двое путников зашагали к тяжёлым вратам выхода.
Джоанна долго смотрела им вслед, понимая, что сейчас, в этот момент она вновь не имеет какой-либо масштабной цели на будущее. Словно опять вышла из Убежища 111 во враждебную пустошь. Только теперь — уже не растерянная и заплаканная, а с гордо поднятой головой. К тому же несколько дел у неё всё же остались незавершёнными. Следовало узнать, как там Квинси и Америка, во что же таки превратил библиотеку Роланд за три года, как продвигаются дела у Пайпер в редакции…
Миссис Джоанна Джексон развернулась назад к порогу своего дома и шагнула вовнутрь. Между ею-прошлой и ею-нынешней было одно большое, существенное отличие. Теперь она была не одна.
Последний созданный синт третьего поколения распахнул дверцу заброшенной бостонской забегаловки, оглянулся дабы узнать, не привлёк ли чьего-то внимания, и зашёл вовнутрь пыльного помещения. Мать предупреждала, что первый телепортационный скачок будет неприятным, но настолько… Дабы удержать равновесие, он прислонился к стойке бармена, а затем взгромоздился на неудобный высокий стул без спинки.
Чтобы хоть как-то занять себя от опасных мыслей о том, что он оказался во враждебных ко всему живому — а к нему особенно — пустошах, синт принялся перебирать все карманы выданного ему длиннополого плаща, имитирующего потрёпанные временем одеяния. Их вместе с обмундированием за день до этого отдала ему Мать, когда сказала, что он может наконец-то отправляться на поверхность. Эти вещи когда-то принадлежали… ему: револьвер, громоздкая шпага, несколько записок с рваными краями, носовой платок с вышитыми не его инициалами, мешочек с редким крепким табаком и сама трубка — при виде неё ему тут же хотелось закурить. А ещё фотография. Истёршаяся в местах, где её несколько раз складывали, но всё же хорошо изображавшая двоих. Одним из них, покоцанным роботом, был он, как сказала Мать. Ещё в Институте синт сравнил это изображение с собой, стоя у зеркала, и действительно обнаружил схожесть черт, хоть его новая оболочка немного, но всё же отличалась. Второй же была улыбающаяся от какой-то его шутки женщина. При взгляде на неё синт чувствовал какое-то странное покалывание под кожей, и казалось, ещё немного — и он бы точно её вспомнил. Однако защищённая память старой модели всё никак не хотела пробиваться, хоть где-то, в чертогах разума, синт понимал, что та всё ещё осталась при нём. А он из прошлого оставил себе лазейку — выведенную чернилами небольшую стрелочку в углу фотокарточки. Перевернув её, синт вновь вчитался в слова, которые уже успел выучить наизусть.
Добрососедство. «Дом воспоминаний».
Судя по карте, подаренной ему Матерью, этот загадочный город находился совсем недалеко, за полчаса ходьбы. Так что причин медлить больше не было.
Он ещё раз перевернул фотографию и вгляделся в изображение знакомой незнакомки. Когда-нибудь, подумал Ник, они всё же встретятся.