Найдя отправную точку для размышлений, Настя Каменская начала готовиться к работе. Это был целый ритуал, истинный смысл которого состоял единственно в том, чтобы оттянуть момент «погружения». Настя не торопясь сварила кофе, запив им принесенный из дома бутерброд, выкурила сигарету, приготовила три новых листка, сделала на них аккуратные надписи: «Фантазия», «Повреждение с 1.30 до 2.30» и «Повреждение заранее». Заперла изнутри дверь кабинета. Все. Начали.
В первую очередь был отработан вариант «Фантазия» как наиболее простой. Никакого теплого чайника не было и в помине, а Захаров и Зубов дружно лгут, потому что Захаров – убийца, а Зубов знает об этом и по каким-то причинам его покрывает. Это казалось полным бредом, но таково уж было Настино правило: рассматривать все возможные варианты, какими бы чудовищно нелепыми они ни выглядели. Итак, Захаров – убийца, Зубов – сообщник. Захаров поднимается в квартиру Филатовой и убивает ее. Как? Начинает у нее на глазах ковыряться в плите? А если он убивает ее другим способом, то каким? Чем еще он может вызвать остановку сердца? Каким-нибудь нервно-паралитическим газом. Айрумян ничего в легких не обнаружил. Да и не это главное. Главное в том, что, кроме них, в квартире находились следователь, два оперативника с Петровки, один – из местного отделения милиции, инженер-электротехник и понятые. И любой из них, а то и все вместе могут заявить, что разговоры о теплом чайнике – чистая липа.
Настя с облегчением разорвала листок с надписью «Фантазия» и принялась за следующий вариант.
Она еще раз прокрутила в уме свои доводы против того, что плита испортилась без постороннего вмешательства. Если Филатова в момент гибели была в квартире одна, то, кроме травм, не обнаруженных судебным медиком, был бы шум, от которого наверняка проснулись бы соседи. Если в квартире был человек, ожидающий ее и не желающий ее смерти, то он либо знал о поломке и должен был ее предупредить, либо не знал, и тогда картина была бы точно такая же: падение, ушибы, грохот. Миша Доценко соседей опрашивал, и никто ничего не слышал. Только двое стариков из соседней квартиры проснулись, когда Ирина в половине третьего ночи отпирала замок и захлопывала дверь. Старые люди спят чутко и засыпают плохо. Шум в квартире Филатовой, раздавшийся в течение ближайших десяти минут, они бы тоже услышали.
Кажется, ничего не упущено. Перейдем к умышленной поломке в течение часа от 1.30 до 2.30…
Настя чертила на листках квадратики и стрелки, вписывала отдельные слова и целые фразы, набрасывала вопросы, которые надо будет задать криминалисту, соседям, отцу Филатовой. Количество окурков в пепельнице увеличивалось, количество кофе в пачке уменьшалось. На столе появились новые листки с надписями: «Запланированное», «Случайное», «Кроссовки», «Замок». Наконец перед ее глазами встала картина преступления, в которую укладывалось все, что к настоящему моменту она знала. В этой картине был и утопленный ригель замка входной двери, и аккуратно расшнурованные кроссовки, и неисправная плита, и теплый чайник, и вышедший из подъезда мужчина, и странная тишина, и «неправильность» ушиба.
«Да, Ирина Сергеевна, – мысленно сказала Настя Каменская, глядя на любительскую фотографию Филатовой, – вы не погибли от несчастного случая. Вы были убиты. Преднамеренно и хладнокровно. Вы убиты человеком опытным и предусмотрительным. Он не мог знать, что внизу в машине вас ждет Захаров. Если бы не это, ваш труп обнаружили бы только сегодня, и чайник бы уже давно остыл. И он не мог предполагать, что вы окажетесь в числе тех десяти-пятнадцати процентов, о которых пишет учебник, что на вашем теле не останется меток от электротока и поэтому найдутся люди, которые не поверят в случайную смерть. Расчет у вашего убийцы был правильный. Просто обстоятельства сложились не в его пользу. Что же с вами произошло, Ирина Сергеевна? Кому вы досадили или помешали? Кого обидели?»
Измученная духотой, Настя Каменская вышла из автобуса, не доехав до нужной остановки. Еще чуть-чуть, и она упала бы в обморок. Настя, которая могла сутками не есть и не спать, погрузившись в решение интересной аналитической задачи, Настя, за восемь лет ни разу не взявшая больничный и переносившая все болезни «на ногах», та самая Настя имела двух заклятых врагов – толпу и духоту. С ними она бороться не умела. Организм отказывался ей повиноваться, издевательски нашептывая: «Ты моришь меня сухими бутербродами и травишь никотином, ты меня не лечишь и не обихаживаешь, ты на меня плюешь – так вот же тебе, получай! Именно тогда, когда ты смертельно устала или опаздываешь на нужную встречу, я заставлю тебя идти пешком!» Все эти хитрости капризных сосудов были Насте давно и хорошо известны, и она научилась подстраховываться, таская в сумочке ампулу нашатырного спирта, но главным образом – умело составляя свои маршруты, на которые время отводила с большим запасом. Ни разу в жизни Настя Каменская никуда не опоздала.
Медленно, словно опасаясь сделать лишнее мышечное усилие, она шла по направлению к своему дому, заглядывая по пути в магазины. Большая сумка, висящая через плечо, становилась все тяжелее, ноги, отекшие от многочасового неподвижного сидения в жарком кабинете, невыносимо болели, соприкасаясь с влажной кожей туфель. У Насти был собственный метод ведения «продуктового» бюджета. Получая зарплату, она раскладывала деньги на «целевые кучки», затем продуктовую сумму делила на число дней в месяце. Получившееся в результате деления частное и было тем лимитом, выходить за который она себе запрещала. Поэтому получалось, что чем дольше не ходишь в магазин, тем больше вкусных (и дорогих) продуктов можно купить. Если ходить в магазин каждый день, то придется сидеть на хлебе, молоке и яичнице с помидорами. А вот если проводить это мероприятие раз в пять дней, а еще лучше – раз в неделю, то можно позволить себе копченую курицу, сыр, буженину и даже арбуз. Помимо возможности устраивать маленькие кулинарные праздники, в таком ведении хозяйства был еще один плюс, самый, пожалуй, главный. Дело в том, что Настя Каменская была необыкновенно, просто фантастически ленива.
На скамейке у подъезда она заметила рыжего лохматого парня, увлеченно уткнувшегося в книгу. Рядом с ним лежали сваленные в кучу полиэтиленовые сумки, из которых торчали зеленые перья лука, длинный золотистый батон, матово и аппетитно просвечивали сквозь прозрачную пленку алые помидоры. Когда Настя поравнялась со скамейкой, парень оторвался от книжки и принялся судорожно собирать пакеты.
– Аська, ну что же ты, в самом деле… Мы же договорились с тобой устроить праздник. Ты сама сказала, чтобы я пришел к шести, а уже почти восемь…
– Чучело, – беззлобно сказала Настя. – Эти шесть часов были в пятницу, а сегодня понедельник. Я в пятницу тебя весь вечер прождала. – Она вошла в подъезд, придержав дверь для нагруженного сумками рыжего.
– Как в пятницу? – растерянно пробормотал парень, пытаясь справиться одновременно с дверью, выпадающей из-под мышки книгой и сползающими с носа очками. – Я был уверен, что пятнадцатого. Пятнадцатое сегодня? Правда? Неужели мы договаривались на пятницу? Опять я все напутал…