– Какая красота. – пробормотал Виталий. – Как жалко, что я не умею ни рисовать, ни фотографировать. Хочется запечатлеть этот день навсегда.
– Правда. Хороший день. Теплый. Осень в этом году хорошая. – Согласилась Инга.
Они еще о чем-то говорили, но Виталий был как полусне, подробности разговора в памяти не всплывали.
Два дня пролетели, как один. В воскресенье, после обеда, друзья собрались ехать в Москву. В понедельник – на работу.
– Спасибо тебе, Иль. Так классно я еще никогда не отдыхал.
– Нормально. Всегда, пожалуйста. Если нравится, могу тебя еще брать с собой, когда выпадет случай.
– С удовольствием. Я просто с радостью. Если надо, могу тебе с огородом помочь весной. Зови.
– Окей. Тетка уже старая, ей трудно двадцать соток обрабатывать. Если поможешь, картошка с меня. Ха-ха-ха.
– Ха-ха-ха. Ловлю на слове. Ха-ха-ха.
Домой он вернулся уже вечером. На душе было хорошо. Постоянно вспоминалась Инга. Ему понравилось слушать ее неторопливую речь, ее внимательность и позитивное отношение к жизни. Кравцову остро захотелось рассказать ей свою историю, еще там, у костра, но он не решился. Сказал только, что жену убили, пока он лежал в больнице. Инга выразила такое сочувствие, что ему стало неловко. Прощаясь, они уговорились перезваниваться, а при случае, погулять вместе по Москве, как-нибудь.
Виталий умылся с дороги, посмотрел на себя в зеркало и решил, что пора идти в парикмахерскую, отросшие волосы делали его похожим на сноп с лохматой верхушкой. Раздался звонок. Он подумал, что это Серега, не спрашивая, открыл дверь. За ней стояла Ираида Генриховна. Не здороваясь, она, отодвинув Виталия в сторону, прошла в квартиру:
– Ты зачем сменил замки? Какое вообще ты имеешь право, здесь распоряжаться?
– Такое же, как и вы.
– Это моя квартира, слышишь, щенок. Моя! И больше ничья. Если я тебе и разрешила здесь пожить, то только из сострадания. Если уж ты решил сменить замки, то почему не передал мне ключи?
– Что вам угодно? Здесь нет ваших вещей. И быть не может. Вы здесь никогда не жили. Если я вас правильно понял, то квартиру Марта покупала сама. А теперь я точно знаю, каким образом она на нее заработала. Или вы обе оказывали интимные услуги день и ночь, зарабатывая на очередной притон?
– Что? Что ты сказал? Да, как ты смеешь?
– Так и смею. Я долго терпел. Но в полиции мне раскрыли глаза на прошлое моей бывшей женушки. Я так думаю, нет, я просто уверен, что это вы ее всему научили. Именно поэтому она и не хотела устраиваться на работу. У нее уже была "непыльная работенка." А чтобы ее не привлекли к суду за занятия проституцией, вы поймали наивного простачка, меня. Окрутили. Женили. Ладно бы, просто обманывали, так нет, вам было этого мало. Вы взялись издеваться надо мной. Игра у вас была такая. Но теперь у вас ничего не выйдет. Я пойду в суд. И все там расскажу, о вас и вашей дочери. А если вы еще, хоть раз что-то украдете из этой квартиры, я напишу заявление в полицию. К вашему сведению, у следователя я видел полный перечень вещей, находившихся в этой квартире на день убийства вашей дочери. Соседи все подтвердят. Они видели, как вы выносили отсюда полные сумки вещей. А еще вы украли коробку с золотом, которую я достал из кармана моей старой куртки. Это тоже может подтвердить наш сосед. Он присутствовал при этом.
Ираида Генриховна, явно не ожидала такого отпора от всегда молчаливого и, как она считала, недалекого зятя. Она задохнулась от возмущения, покраснела, потом позеленела, пытаясь найти такие слова, чтобы поставить его на место. Закусив губы, и сузив глаза, она надула щеки и протянула вперед руки, как бы намереваясь выцарапать глаза собеседнику. Потом оттолкнула его в сторону, и выскочила за дверь. Виталий остался стоять на месте, печально глядя ей вслед.