И плакаты на каждом городском и сельском рынке продавались, а на плакатах русский солдат пинком под зад японца, а тот до самой Японии кувырком. А казак нагайкой японца — да по заду, а матрос нос японский саблей отрубает. И вообще япошки эти безбожники, а потому духа в них святого нету, и от одного вида русского штыка они в страхе бегут — вот что знали все солдаты 11-го Восточно-Сибирского стрелкового полка. Знали, что японцев англичане к войне подстрекали, что без англичан они никто и звать никак. Всё это солдатам и офицеры, и священники растолковали. С тем солдаты и шли в Манчжурию, с тем и стояли вот уже полтора месяца на этом высоком берегу этой огромной как Волга реки Ялу. Слышали солдаты, что сам главнокомандующий Куропаткин, когда съездил в эту Японию и посмотрел, как там солдат готовят, царю рассказал, что японский солдат Богу не молится и молитв не знает. А без молитвы солдат — не солдат, а одно название.
А в контратаку они сейчас пойдут, чтоб пинками в Ялу загнать этих иноверцев. И загонят! А то, как без них, славных солдат 11-го полка, и обойдутся? Как они пропустят такое веселье — японцев шапками закидать?!
Потому и заманили славные командиры японцев на берег, чтобы их потом да и в реку!
Так весело, подбадривая себя, говорили меж собой солдаты — ни один из них живого японца в глаза не видел, только на плакатах и карикатурах, ни один из них представления не имел, что происходит на берегу. Белые бусинки на дальних сопках если и разглядели, то те, кто в первом ряду стояли; а и разглядели, значения не придали. Настолько был высок боевой дух в 11-м стрелковом.
На двести километров растянул фронт вдоль высокого берега реки командующий, генерал Засулич. За полтора месяца стояния на реке не провел он ни одной разведки и не поставил ни одного правильного укрепления, до того презирал русский генерал японскую армию, впрочем, как и большинство русских высокопоставленных чинов6. Он сам себе придумал, как будет нападать враг, и по-другому быть не могло — он даже не представлял, сколько на корейском берегу японцев. И расставил отряды7 согласно тому, как ему виделся бой. На переправе поставил 12-й Восточно-Сибирский полк. Выше по течению — 22-й. На сопках артиллерию — все 78 пушек. За 22-м полком, на переправе, пулеметную роту. На юге, вниз по течению — 10-й полк. За ним кавалерию; и резерв. Полки поставил так, что ни один полк помочь другому никак не мог — несколько часов пути разделяли отряды. И никакой между ними связи. И потому 11-му резервному полку оставалось думать и гадать, что происходит там — на крутом берегу. А на крутом берегу давно был враг. А 22-й полк отступил без боя и был расстрелян на склоне сопок, оставшись лежать белыми бусинками средь маньчжурской травы и кустов. А артиллерия наша молчала, потому что и артиллеристы наши отступили по приказу, оставив японцам пушки. Пулеметчики — все полторы сотни — погибли или попали в плен. А кавалерия отступила, даже без приказа, а по желанию своего командира. И вся русская армия, что осталась защищать крутой берег — это они, солдаты 11-го полка. И сейчас им приказано идти в контратаку и сбросить японцев в реку. А японцев тех на обоих берегах — 45 тысяч. И два полка с пушками, что переправились, преследуют отступающие по приказу командования русские полки. И сейчас 11-й полк, вот в эту самую минуту бросится в контратаку против двух полков. Ничего этого не знали солдаты 11-го Восточно-Сибирского. Помолясь, с радостным сердцем они ждали сигнала к атаке.
— Оркестр! Марш! — полковник прокричал приказ задорно, точно ему не шестьдесят, а двадцать, и он — молодой солдат, штурмующий чеченский аул.
Оркестр вдарил марш! Вторя ему, весь полк, с чувством запел, содрогая маньчжурскую землю гимном «Боже царя храни».
Полк, державным шагом, выставив штыки вперед, шел опрокидывать японцев в реку. Первым, с обнаженной саблей, сам полковник Лайминг, по правую руку от него, с крестом в руке, полковой священник отец Стефан. И он, с полными глазами слез пел гимн, в сердце своем славя Имя Господне. Это был первый его бой, первая атака. Третий год, как окормлял он 11-й полк, внушая в солдатские сердца патриотический героизм и любовь к Богу, царю и Отечеству. Третий год делил он с солдатами их походную жизнь: ел, спал — как ест и спит простой солдат. За то и полюбили его солдаты — за простоту и терпимость. Нравилось им, что когда по уставу они при встрече отдавали ему честь и называли «ваше благородие», он просто отвечал: «Полно братья, перед Богом мы все равны», — и благословлял приветствующих его солдат.
6
Английский военный консультант японской армии генерала Куроки, капитан Винсент: «Русские укрепления были самые первобытные. Расположение орудий на горах севернее Тюренчена было, можно сказать, совсем не прикрыто. Немного земли было насыпано около орудий, но не орудийных окопов, закрытия для прислуги не было вовсе. Пехотные окопы вдоль подошвы гор были просто бруствера из нарезанного здесь же дерна. Они были одеты ветками без всякой попытки к маскировке, не имели никаких искусственных препятствий впереди, не давали укрытия для голов и мало защищали от шрапнельного огня».