Затем царь взял себе белого слона, своему сыну отдал одного из коней, первому советнику — драгоценный меч; аскету он послал роскошные одежды. Остальное он приказал первому советнику нести вместе с ним к женам. А было у него две любимых: одна, побудившая его спросить аскета о снах, и другая. И он вручил им венец и пурпурную одежду и сказал той, которая ему советовала, пусть выберет из двух что захочет: или венец, или пурпурную одежду, а другая возьмет оставшееся. Затрудняясь в выборе, женщина посмотрела на первого советника. А он подал ей знак выбрать одеяние. Случилось в то время, что царь поднял глаза и увидел, как первый советник кивнул жене на одеяние. Она, увидев, что знак не остался незамеченным, а советник потупил глаза, взяла венец. Первый советник с того времени опускал глаза в течение сорока лет, чтобы царь не заподозрил, что его взор имел особое значение и был знаком, предназначенным для жены. И если бы он так не поступал, его жизнь была бы в опасности.
Однажды, взяв венец и украсившись им, жена принесла царю рис на блюде. Увидев это, другая надела пурпурную одежду и, войдя, наполнила светом палату. Когда царь увидел ее, то пожелал ее и сказал первой: «Что ты думала, оставив эту пурпурную одежду и выбрав венец?».
Она, рассердившись, швырнула блюдом в голову царя и высыпала на него рис. Царь ужасно разгневался и приказал первому советнику обезглавить ее и ни в коем случае не щадить. Тот же, взяв ее и выйдя, подумал про себя: не раскается ли когда-нибудь царь в убийстве ее? А потому, передав ее некоей женщине, приказал обращаться с ней со всяческим почтением.
Царь же весьма раскаялся и, вспомнив о доброжелательном ее отношении к нему, сильно опечалился. И вот первый советник узнал об отчаянии царя и сказал ему: «Никакой пользы не получает никто от заботы и беспокойства, а лишь изнурение тела. Как некто из мудрых сказал: „Ум, отягченный заботами, — моль, разъедающая кости“.[79] Итак, утешься в том, чего нельзя изменить, чтобы не испытать того, что произошло с голубем.
(126) Рассказывают, как голубь и голубка наполнили свое гнездо очень влажной пшеницей и сговорились прикасаться к спрятанной пшенице не прежде, чем выйдет пропитание вне гнезда. Когда же наступило лето, солнце поднялось и высушило пшеницу; куча пшеницы сильно сократилась. Увидев это, голубь подумал, что голубка съела пшеницу; и из-за этого он не переставал клевать ее нещадно, пока не убил. Когда же наступила зима и пшеница вновь разбухла, голубь понял, что убил супругу несправедливо, поэтому непрерывно плакал и от огорчения испустил дух.
(127) Так страдают нетерпеливые и охваченные гневом. (129a) Что тебе заботиться, о царь, об одной жене, имея тысячи? Ты позволил тем злорадствовать и оплакиваешь одну ушедшую».
(129b) Когда царь услышал это, он очень опечалился, что его жена убита, и сказал советнику: «Таким образом, из-за одного только моего слова ты исполнил такое гнусное дело».
Тот сказал: «Одно слово разумного неизменно».
(129d) Царь сказал: «Никто не безгрешен. И ни в ком из людей нет совершенства».
После многих разговоров, из-за отчаяния царя советник привел к нему супругу, увенчанную венцом. А царь, увидя ее и весьма обрадовавшись, почтил его великолепными дарами.
КНИГА ВОСЬМАЯ
(132) Царь сказал философу: «Скажи мне, как избегать вражды и остерегаться злопамятности?».
Философ сказал: (133a) рассказывают, господин, что у некоего царя была прекрасная и разумная сорока. А у нее был птенец, и оба они жили у супруги царя. Пришло время царице родить мальчика, который стал играть с птенцом сороки. Сорока постоянно отсутствовала и приносила каждый раз два плода с необыкновенных деревьев, из которых один плод давала царевичу, а другой — своему птенцу. И поэтому сорока была в великой чести у царя. Случилось, что царевич разгневался на птенца и швырнул его, бросил наземь и убил. Сорока, возвратясь и найдя своего птенца убитым, закричала, говоря: «Увы живущим у царей, ненадежных и безвольных и неустойчивых нравом, которые стремятся только к тем, в ком они нуждаются, и до тех пор держат их у себя, пока они нужны; цари, часто совершая большой грех, не считают себя хоть чуточку грешными». Затем она сказала: «Воздам сегодня и отомщу вероломному и жестокому дитяти». Вскочив на лицо ребенка, она выклевала ему глаза и затем, удалившись на высокое и неприступное место, осталась там.
Царь, слышав это, в злобе и гневе пытался согнать сороку, ради чего стал ее звать по имени ласково и кротким голосом. Она же сказала: «О царь, вероломство заслуживает весьма большого наказания и если оно свершится не сейчас, то воздастся в будущем, ведь настигнет возмездие детей его и внуков».
79
«Ум, отягченный заботами, — моль, разъедающая кости»—νους έμμέριμνος σής βιβρώσκων όστέα—подобное выражение имеется в «Пандектах» монаха Антиоха. Греческий текст см.: J.-P. Migne. Patrologia Graeca, t. 89, Pariis, 1865, col. 1512b. Русский перевод см.: Амфилохий, архимандрит. Исследование о «Пандекте» Антиоха XI в., находящемся в Воскресенской Новоиерусалимской библиотеке, вып. I. Μ., 1880, стр. 85—86.