Я не знал. Но надеялся на удачу. Ведь она была единственным, что помогло бы мне кроме меня самого.
Я в полной мере ощутил, какой я идиот.
========== Глава 5. Такси ==========
На этот раз Барселона была ко мне не так солнечна и приветлива. Всю дорогу от аэропорта до квартиры, в которой жила Вероника, я преодолевал под дождём. Да, большую часть я проехал на такси, но добежать сначала до него, а потом от него для меня было проблемой, ведь зонт брать я, будучи ещё в Италии, даже и близко в планах не собирался.
Консьержка меня узнала и впустила без вопросов, но дома оказалось пусто. Я стучал, звонил в дверь. Прошёлся по соседям — никто ничего мне рассказать не мог. Я пытался дозвониться до Вероники, но телефон был занят. Я думал лишь об одном: неужели я опоздал? Мне стало грустно и тяжело, я поплёлся вниз, будучи до посинения готовым ждать её с работы или где она могла быть. Консьержка, заметив всю мою вселенскую грусть, вышла из своей небольшой комнатки, окликнула меня и тотчас же спросила:
— Это не про Вашу девушку вчера интересовалась у меня полиция? — я обернулся. — Я видела вас часто вместе, вот и…
— Простите? — я удивился, что меня в принципе запомнили, уж тем более с Вероникой. Моментом позже, подумав о возможных причинах беспокойства стражей порядка о моей подруге, я надеялся, что нас с кем-то путают.
— Да, это точно Вы, — консьержка надела очки и едва заметно улыбнулась, словно заработала достижение в какой-то игре.
— Что произошло?
— Ох, так Вы не в курсе? — женщина, имени которой я так и не удосужился узнать, вмиг помрачнела. — А я у Вас и хотела спросить, в чём дело.
Испугался и я.
— Вашу девушку вчера вечером, как я поняла, была избита…
Я не был в силах слушать дальше. Я выпал на какое-то время из реальности, а когда очнулся — в руках моих была бумажка, на которой консьержка написала название больницы, в которую попала Вероника. Я до последнего надеялся, что это всё является ошибкой. Не могу сказать, что готов был в тот миг потерять её навсегда, ведь Россия слишком огромна для поисков, но это было всяко лучше, чем осознавать, что небезразличный человек сейчас страдает. Причём физические страдания казались мне куда более отвратным испытанием, нежели всяческие депрессии.
Я ворвался в фойе больницы, казалось, как хозяин. Стены словно содрогнулись при виде несчастного и растрёпанного меня. Мне было плевать, кто был вокруг: как персонал, так и пациенты не вызывали у меня абсолютно никакого интереса, покуда я не дорвался до регистратуры. На чистом итальянском я что-то пробубнил девушке, стоящей за стойкой, и лишь по её взгляду я понял, что не так и где нахожусь. Я повторил всё на испанском, лишь после чего мне сказали, куда идти и кого спрашивать. Я взял бахилы, схватил халат и двинулся к лифту.
Я оказался в итоге под дверьми отделения, название которого, располагающееся ранее над входом на большой табличке, демонтировали по неведомым мне причинам. Я поймал за руку санитарку и уточнил, на верном ли я пути. Она, пусть и была недовольна моей наглостью, но кивнула, а после даже подсказала, что мне делать.
Я смотрел на окружающих меня людей, и это угнетало. Здесь был цел только персонал. Головы в бинтах, сломанные конечности, шейные бандажи, инвалидные коляски… Я испугался за Веронику с новой силой. Я не знал, что именно с ней не так. Возможно, она и вовсе сейчас была без сознания, а может отделалась испугом, а сюда её затащили в профилактических целях. И я не понимал, переживаю за неё как за друга или как за девушку.
Я думал, что вновь поймал санитарку, но это оказался врач. Молодая девушка крошечного (как для меня) роста с любопытством меня разглядывала, а когда я её отпустил — поправила светлые волосы, собранные в хвост. Я извинился за то, что так схватил её за запястье, списав это на напряженность. Она, вздохнув, кивнула; я понял, что подобное здесь было не редкостью. Я просил про Веронику, на что меня отправили в конкретную палату. Сказали, что там она одна.
Вскоре я уже стоял под дверью с четыреста семнадцатым номером. Меня вновь сковал странный страх, он был каким-то трепетным. Я постучал в дверь. Не дожидаясь ответа, я вошёл вовнутрь. Та девушка, которая меня сюда направила, не соврала. Это точно была Вероника, и сидела она здесь в гордом одиночестве. Я смог лишь помахать ей рукой. Она была удивлена увидеть меня больше, чем я, когда осознавал, что не хочу её терять.
Мама с самого нашего с Ритой детства закладывала в нас одну простую истину: надейся на лучшее, но готовься к худшему. Я, если честно, не был готов увидеть Веронику в бессознательном состоянии, но понимал, что случись так — я не погибну от стресса сам. Я надеялся, что на ней не будет ни единой царапины, но нет. Учитывая мои самые худшие догадки, всё было куда лучше: синяк под глазом, тугая повязка на руке. Остальную часть Вероники я увидеть не мог — она пряталась от меня под пледом.
Я закрыл за собою дверь и остался стоять в проходе, пока девушка меня рассматривала. Она, вспомнив, что произошло, отвернулась. Лишь после я узнал, что она своего нынешнего вида банально стесняется.
Я сидел с ней рядом, мы долго разговаривали. Мне удалось остаться там на ночь: я дал взятку персоналу, а соседняя кровать была пуста. Но мы не спали. Я обнял Веронику, а она то и дело всхлипывала своим маленьким носиком. Она была такой же тёплой, как до моего отъезда. Меня это словно успокаивало.
Как оказалось, она всё-таки решилась вернуться в Россию. Я даже узнал город, в котором она жила. Это был Адлер. Ей удалось купить билет до Москвы, часть вещей она тотчас выслала по почте, потратив на это большие деньги и предварительно обсудив всё с матерью. Особо ценное, например, фотоаппарат и ноутбук, она взяла с собой. А потом заказала такси, с которого и начались все приключения.
Во-первых, как рассказали полицейские, машина, которая приехала на заказ, была в угоне. Угнали её, разумеется, у настоящего таксиста, заказ принимали с его телефона, под его данными. Во-вторых, подобный случай был не первым.
По пути в аэропорт автомобиль свернул на обочину. Вероника испугалась, пригрозила вызвать полицию. Но было так-то даже поздно, ведь за такси следовала другая машина. Когда автомобиль остановился, Вероника готова была кинуть все вещи и убежать, но ей этого не дали. Все вещи из одной машины перегрузили в другую, а девушку избили. Каким-то чудом ей удалось вырваться и выбежать на трассу, где она едва не угодила под колёса внедорожника, хозяин которого позже связался с полицией. Сидя с незнакомыми людьми в машине, Вероника вскоре увидела, как уезжает то такси, а следом за ним и вторая легковушка. Ей повезло — она отделалась ушибами, синяками и растяжением.
На следующий день Веронику отпустили я домой, я не отходил от неё ни на шаг. Нам пришлось снять другую квартиру, ведь от той уже были отданы ключи хозяевам. Вероника много спала, а я в это время работал, чтобы нам было на что прожить. У неё не было здесь теперь вообще ничего, а у меня — возможность работать и деньги, которые я взял у сестры в долг.
В тот же день, когда Веронику выписали, мы решили выпить вина. Вечер был звёздный, никто ни к кому не лез, но я начинал понимать, что близости с ней мне хочется. Однако закончили мы на ноте просьбы моей русской подруги: она хотела, чтобы я чаще её обнимал. Я знал, что могу это сделать. Я этого хотел сам. Поэтому дал слово.
Я видел её обиду, но постепенно она уменьшалась. Я понимал Вероники целиком и полностью. Но я также знал, что наравне с этой обидой она не меньше была рада меня увидеть, когда я пришёл, растрёпанный и напуганный, к ней в палату.