— Да, лето кончается, заказы растут, мне нужно больше рук. Я вот думаю, где их взять… и деньги на них заодно. Скоро что-нибудь придумаю, и мы можем поужинать или попить чаю.
Он снова принялся считать, а я молча смотрела на огонь, страстно желая насладиться минутами уюта и покоя, отключив каждую мысль в голове. На каминной полке, среди фотографий и бесчисленных стеклянных фигурок, я заметила изящный флакон женских духов.
— Где Амелия?
— В городе, у них в кафе какие-то проблемы.
— Она здесь ночевала? — я постаралась задать этот вопрос как можно спокойнее, и от моего голоса стены едва не покрылись льдом.
— Да, она уехала утром, — Ян ответил не сразу и с осторожностью. — А что такое?
— Ничего. Просто.
Я пыталась уговорить себя не злиться, но эта женщина меня бесила. Причем меня злили не её внешность, репутация, скандальный и капризный характер, и даже не отношение Яна к ней. Меня сводил с ума сам факт её существования. Она, неспособная оценить уют и великую значимость этого дома, ходила по нему изнеженными белыми ножками, трогала тут все наманикюренными пальчиками и трясла в спальне Яна своим белокурым конским хвостом. Пока я проводила часы в невыносимом тягостном одиночестве, слушая замогильный голос, пока чувствовала, как чудовища в моей голове откусывают куски от моего больного мозга, и отчаянно пыталась спастись от осознания бесполезности собственной жизни. В эти самые минуты мой близкий друг обнимал человека, который, по моему глубокому убеждению, был не в состоянии кого-то полюбить. Ничто не мешало ему наслаждаться жизнью во всей многогранности — с Амелией, всеми этими стекляшками, лошадьми и морковками, с собственноручно выращенным табаком и бесконечными страницами фантастических книг. Ни одно его чувство не было похоже на моё, и его мир не обрушится, если я уйду.
Я сидела, уставившись на огонь, и задумчиво наматывала тонкую каштановую прядь волос на кончик носа. И только когда эта прядь намокла, я вдруг поняла, что плачу, и громко всхлипнула.
— Ты чего? — Ян поднял голову.
— Скажи, — мой захлебывающийся голос сквозил подступающей истерикой, — ты когда-нибудь думал уехать отсюда? Куда-нибудь далеко, в большой город, где много людей? Или ты навсегда решил приковать себя к этим лошадям и грядкам?
— Ну, — Ян положил карандаш, — скорее нет, чем да. Это дело моего отца, здесь моя земля и мой дом. Настоящий дом, понимаешь? Здесь я могу осознанно использовать свою способность и помогать людям, которых хорошо знаю. Я люблю все это и вряд ли когда-нибудь захочу жить в другом месте.
— Я… я… — говорить стало тяжело, из меня, словно из переполненного колодца, со слезами выкатывалась боль, заглушая слова.
Ян смотрел на меня очень внимательно и напряженно.
— Что? Ты слышала голос, опять?
— Нет, я просто… — солгала я, пытаясь успокоиться и ухватиться за мысль. — Я не могу здесь быть. Не могу нигде быть. Родители занимаются собой и своими работами, Кук уезжает, Филя словно на другой планете, и я… я хочу быть с ними со всеми, быть с людьми, которых люблю, но никто из них в этом не нуждается. Все вокруг знают, чего хотят, куда им идти и чем заниматься, у каждого есть какая-то цель. И я чувствую себя лишней в этом мире, ненужной ни другим людям, ни себе самой. Даже в те моменты, когда мне хорошо, когда я счастлива, я ощущаю, насколько это мимолетно и что меня ничего здесь не держит.
Ян молчал. Он долго смотрел куда-то в стол, потом открыл потертый портсигар, достал оттуда самокрутку и закурил.
— А как же я?
— Что ты? У тебя есть Амелия, лошади, ферма. Ян, просто посмотри, во что превратились наша жизнь и наша дружба! Ты все время чем-то занят, а даже если не занят, я не могу просто прийти к тебе и поговорить или побыть с тобой вдвоем, потому что она все время рядом! Да и без неё мне больше не хочется рассказывать тебе о своих мыслях, я не могу делиться своей и чужой болью, которая тащит меня на тот свет.
— Я вижу это уже давно, Лося, но я не понимаю, почему? Наши жизни, твоя и моя, меняются, и это нормально. Мы взрослеем, идем вперед, делаем свое дело…
— Это ты делаешь свое дело! Ты везде преуспел! А я нет, я понятия не имею, что мне делать и гожусь ли я хоть на что-нибудь! — я снова заплакала. — Я только целыми днями слушаю мысли о смерти и пытаюсь убедить себя, что мое существование кому-нибудь нужно, что мое появление на свет не ошибка природы. Но каждый день только доказывает мне обратное, каждый день я все больше хочу окончательно остаться одна, чтобы не мучиться… всем этим… — Я подняла голову, посмотрела прямо на него и сказала это: — Я больше не чувствую, что ты мой друг, Ян. Я больше вообще не чувствую, что мне нужен друг.