Я отвернулась, пытаясь не дать этому чувству власть. С момента нашей ссоры прошло всего два дня. Я как можно убедительнее говорила себе, что Ян уже давным-давно арендует у отца Кука теплицы и приехал по работе, что я могла сегодня оказаться не здесь, а в любой другой дальней теплице или вообще на огородах, и он никак не мог спланировать эту встречу. Но какое-то противное чувство разъедало все мои доводы как червь, сея сомнение и взращивая смутную надежду.
Я хотела войти обратно в теплицу, но в эту самую минуту что-то, что, наверное, называется интуицией, пригвоздило меня к месту. Я снова обернулась. Одни люди работали, другие разговаривали, где-то поблизости слышался шум мотора — эта узкая дорога выходила на другую, большую, ведущую к шоссе и прочь от фермерской зоны. Недалеко от Атома стоял грузовичок с открытой дверцей, я увидела, как Соня — семилетняя сестренка Кука — слезает с высокого сидения на ступеньку и спрыгивает на землю. Мужчины стояли к ней спиной, уставившись, словно бараны, на новую теплицу. Отец Кука размахивал руками, на что-то указывая, а Ян сосредоточенно кивал. Сам Кук, судя по его отстраненному виду и едва шевелящимся губам, вел мысленные диалоги на каком-то другом языке. Соня сначала сделала два осторожных шага, проверяя, отправит ли властный голос отца её обратно в машину, потом ещё один, а потом со всех ног бросилась к здоровенному черному коню, к которому, как она прекрасно знала, ей строго запрещено подходить. Я набрала в легкие воздуха, чтобы окликнуть кого-то, но тут Ян обернулся, встревоженный взволнованным ржанием Атома.
— Соня! А ну стой! — закричал он, и ребенок замер как вкопанный, не дойдя до заветного хвостатого трофея всего нескольких шагов. Атом громко ржал, переступая с ноги на ногу и отчаянно дергая поводья, которые вот-вот грозились отвязаться. И в эту самую проклятую минуту одна из длинных металлических трубок теплицы выскользнула из чьих-то неловких рук и с оглушительным грохотом приземлилась на те, что лежали прямо под ней. От испуга я подпрыгнула на месте.
Соня коротко вскрикнула. Атом громко заржал и, отчаянным рывком оторвав поводья от железной сетки, встал на дыбы, словно гора, нависнув над ребенком. От испуга, кажется, она проглотила собственный язык. Вытаращив глаза и вытянувшись в струнку, девочка смотрела, как прямо сейчас на её голову обрушится сокрушительный удар копыт. Мне кажется, я даже отсюда видела, как на её голове дрожат золотые кудри.
— Соня! Назад!!! — закричал Кук, но она не двинусь. Все происходило в считанные секунды, или нет, наверное, даже быстрее — и это были самые долгие мгновения в моей жизни.
Ян, видимо, понимая, что он не успеет добежать до конца ограды, пулей взлетел на груду бревен и, цепляясь за сетку, перемахнул через неё. Одним прыжком он сбил Соню с ног, и они оба рухнули в пыль как раз в тот момент, когда Атом ударил копытами о землю. Обезумевший конь фыркнул, тряхнул головой и со всей прыти погнал вперед по дороге.
— Стой! Стой, Атом, мать твою! — заорал Ян, вскакивая на ноги.
— Быстро, в машину! — скомандовал подоспевший отец Кука, рывком поднимая зареванную дочь с земли и заталкивая на заднее сиденье автомобиля. Кук залез следом и спустя несколько секунд грузовичок уже мчался следом за взбесившимся животным, поднимая облако пыли и оставляя всех присутствующих в ошарашенном безмолвии.
В моей голове загудели мысли рабочих, обдумывающих, каким бы был финал этой сцены, не окажись у Яна такой быстрой реакции. Особенно громкой и сбивчивой была мысль мужчины, упустившего проклятую балку. Я вслушивалась в эти безмолвные голоса целых полминуты, как вдруг, опомнившись, сорвала с себя перчатки и уселась на нагретый солнцем велосипед, стоявший на дороге. Погоня успела исчезнуть за поворотом, но, выехав на широкую дорогу, я увидела в самом её конце знакомый грузовик с четырьмя распахнутыми дверцами. Уже подъезжая, я заметила ещё один, большой, стоящий прямо посреди асфальтированного шоссе и людей рядом с ним. Что-то было не так.
Мне понадобилось несколько минут, чтобы, изо всех сил налегая на педали и привстав, добраться до места. Картина, открывшаяся взору, была настолько ужасна, что навсегда отпечаталась в моей памяти, словно гравировка на железной плите.
Фара большого грузовика разбита, а земля под ней усыпана осколками. Атом лежит прямо перед капотом в луже крови с разорванным боком. Он не издает никаких звуков, окруженный людьми, он лишь быстро водит своим крупным зрачком туда-сюда и как-то неестественно двигает передней ногой. Незнакомый мне коренастый человек невысокого роста быстро бегает вокруг, что-то бормоча, то и дело подходя то к Куку, то к его отцу и стараясь что-то им объяснить. Соня лежит на заднем сиденье их грузовичка и громко плачет, уткнувшись лицом в свою плюшевую коричневую лошадку, и её голос эхом разносится над притихшим полем. Вполоборота ко мне на коленях рядом со своим другом стоит Ян. Одной рукой, которая уже наполовину испачкана в крови, он пытается зажимать рану на черном боку, а другой гладит коня по морде. Его лица мне не видно, но по моему онемевшему телу уже разливается жгучее желание броситься туда и что-то сделать, но от ужаса не шевелятся даже онемевшие пальцы.