Черный и белый автомобили-близнецы были еще без крышек, многие другие детали предстояло доделать, но уже стало абсолютно ясно, что это будет одна из моих лучших работ.
— Вот, — сказал я Ирке. — Кажется, я их одолел.
— Потрясающе! — тихо проговорила она, обходя автомобили со всех сторон. Она сделала движение, будто хочет взять их в руки, но не взяла, ее пальцы застыли в воздухе. — И вот этот черный автомобиль являлся тебе?
— Да. А белый еще появится. Нам обоим.
— Не сочиняй!
— Я не сочиняю. Я знаю.
Мы провели еще какое-то время, обсуждая, что и как мне стоит доделать. Ирка не просто хорошо знала стекло, она чувствовала его и всегда давала очень толковые советы.
После ее ухода я поработал еще немного, но потом решил оставить всю доводку на следующие дни. Я сделал основу на таком грандиозном рывке, с таким напряжением сил, что в голове все мешалось, руки были как ватные, и я боялся напортить, если потороплюсь завершить обе вещицы.
Уйдя из мастерской, я заставил себя съесть тарелку супа и без сил растянулся на диване в большой комнате. Надо выспаться, думал я, завтра еще предстоит делать уроки, и садиться за них нужно на ясную голову. А перерыв в работе пойдет мне на пользу. Я успокоюсь, еще раз взвешу все свои идеи насчет общего вида автомобилей, решу вопрос с ручками на крышках… Это сложный вопрос, ведь, с одной стороны, автомобили должны быть естественной для них обтекаемой формы, без всяких лишних выступов, а с другой — без ручек не обойдешься, крышки с салатниц должны сниматься быстро и удобно. Почти засыпая, я думал, что, пожалуй, моя идея ручек как плавных вмятин, незаметных и при этом удобных для пальцев, не так хороша, как мне виделось все эти месяцы. Лучше сделать узкие боковые выступы над дверцами. Будут вполне подходящие захваты для рук, которые смотрелись бы как конструктивная деталь автомобиля. И еще мелькнула мысль, что я наконец сделал работу, представлявшуюся мне вызовом судьбе. Интересно, отзовется ли это на моей жизни, изменится ли в ней что-то? На этом я и уснул.
Проснулся я в полной темноте от внезапно нарушившего тишину звука. Спросонья я не разобрался, что это за звук, а потом подскочил как подброшенный: это же взвизгнули автомобильные тормоза! Я кинулся к окну и вгляделся в темень.
Нет, это был не мой автомобиль. В тусклом свете фонарей можно было разобрать, что он не черный, а густо-вишневый. Иномарка, и вполне солидная, но не так, чтобы очень. И потом, подумал я, мой автомобиль не взвизгнул бы тормозами, он остановился бы абсолютно бесшумно.
Но почему автомобиль притормозил прямо перед нашей калиткой? И почему я кинул взгляд на настенные часы — так рано, около пяти утра?
И тут мне стало нехорошо, потому что дверцы автомобиля отворились, и я увидел, что оттуда вылезают два мужика, такие же наглые и мордастые, как те, кто приходили к Иркиному отцу, а между ними — моя мать, трясущаяся и перепуганная.
Они отворили калитку и направились к дому. Я ждал, застыв на месте. Вот открылась входная дверь, вот они протопали через прихожую, появились в комнате и остановились, разглядывая меня. Мать шевелила губами, пытаясь что-то сказать, но голос ей отказал.
— Значит, ты и есть тот мастер, фиговинами которого эта старуха торгует? — спросил мужик повыше и поплечистей. Я рядом с ним вообще казался муравьем. — Думаешь, трудно было тебя найти?
— Я и не прячусь, — ответил я.
— Может, и не прячешься, а незваным на рынок лезешь. Значит, так. Мы тебя от всех хлопот избавляем. Будем забирать твою продукцию, рассчитываться на месте. Сиди себе спокойно в своем углу, ясно?