Впрочем, играли мы не слишком долго. После трудного дня у меня уже начинали слипаться глаза, и я ушел спать.
На следующий день встали мы рано. Наскоро позавтракав, мы собрались и отправились к дальнему, «рыбному и дикому» берегу озера на четырехместной гребной лодке, взятой напрокат. С собой у нас было все для купания, рыболовные принадлежности Иркиного папы, большая кастрюля с шашлыком (в шашлычной не только готовый шашлык можно было получить, но и замаринованное мясо для шашлыка купить, и взять под залог кастрюлю и набор шампуров), пакет с хлебом, помидоры и всякое другое, чтобы можно было хорошо провести целый день.
Плыли мы около часа, и причалили неподалеку от устья симпатичной речушки, впадавшей в озеро. Там мы расположились над берегом, в тени, натаскали сушняка для костра, по периметру костра забили в землю четыре крепких рогатины, чтобы можно было и шампуры над костром поместить и чайник или котелок удобно подвесить, и, разведя костер, принялись нанизывать мясо на шампуры.
Пока костер разгорался, мы пару раз искупались, а Иркин папа отплыл на лодке чуть-чуть в сторону, закинул удочки и вытащил несколько рыбин. Сразу же выпотрошив их и переложив крапивой, он взял нечто вроде сачка и еще одну снасть, рукоятку с длинной леской, и пошел вдоль берега — сказал, что хочет раков поглядеть и угрей.
Пока он ходил, мы посматривали за шашлыками и купались. То есть, за шашлыками больше следила Иркина мама, а мы плескались в воде. Потом все вместе «приготовили стол» — то есть, расстелили клеенку на траве, разложили пластиковые тарелки, вилки и ножи, порезали помидоры и хлеб.
Иркин папа вернулся как раз тогда, когда шашлыки были готовы. В большом целлофановом пакете он принес раков и трех угрей.
И вот мы ели шашлыки и болтали о всякой всячине, а потом Ирка потянула меня прогуляться от берега, в лесок — поискать землянику, которая уже должна пойти — а ее родители остались у костра. Иркин папа взялся сразу закоптить угрей и из всего своего улова приготовить рыбное пиршество, а Иркина мама вызвалась ему помогать.
Мы с Иркой, побродив немного, вышли на светлую полянку в сосновом бору, где земляники и впрямь оказалось порядочно. Жаль, что она еще не вошла в полную силу, только начинает поспевать.
— Хорошо здесь! — сказал я. — Просто хочется никогда отсюда не уезжать!
— Даже на Лазурный берег? — с улыбкой спросила Ирка.
— Лазурный берег — это где-то там, в будущем, — ответил я. — Я говорю про ощущение, которое сейчас. Вот так бы и растаять в этой тишине, в этом спокойствии. Я живу в Москве в особых условиях, не слишком соприкасаюсь со всем этим мельтешением, и все равно начинаю забывать, какой тихой может быть жизнь в городках вроде нашего.
— Тихой? — переспросила Ирка. — Мне-то она кажется тихим омутом.
— Да ты что? — поразился я. — Вот погоди, попадешь в московский институт, устанешь от суеты…
— Я не о суете говорю, а вообще… — Ирка мотнула головой, закусила губу. Кажется, она хотела еще что-то сказать, но передумала, замолчала, глядя на свою кружку с земляникой так, как будто ей мерещилось что-то иное, и лишь потом, после долгой паузы, произнесла, глухо и отрешенно. — У нас своей тьмы хватает, разве ты не помнишь?
— Ну… — я не очень представлял, что отвечать. — Как не помнить? Что-то дурное, оно в жизни каждого города есть. Но светлого все равно больше, разве не так?
— Возможно, — отозвалась она.
— Что тебя мучает? — спросил я, в свою очередь выдержав паузу.
Она поставила кружку с земляникой на траву и села, подтянув колени почти к самому подбородку и обхватив их руками.
— Ты не знаешь, как здесь все изменилось за последние полтора года, пока тебя не было. Шпана и пьяные драки были и раньше но сейчас…
— Бандиты? — спросил я, припоминая «наезд» на ее отца, который мог кончится для всей их семьи трагически, если бы не… Если бы не вмешательство какой-то высшей силы, к которой я был то ли причастен, то ли нет. Вспомнились мне и другие случаи.
— Если бы просто бандиты, — сказала она. — Безработица, нищета… В стекольное училище почти никто не идет, потому что многим кажется, что учиться незачем, лучше так прожить, ухватывая, что плохо лежит. Пенежин, если ты его помнишь, бросил школу, и его дружки тоже. Много таких ребят. Они воруют любой металл, который можно сдать в скупку, особенно медь и алюминий… Кольчугина, кстати, током убило, когда он вместе с двумя парнями постарше полез резать провода с линии электропередач. Да они вообще ничем не брезгуют, особенно когда под всякой дурью ходят. И тормозов у них нет, — она поежилась. — С бандитами можно договориться, потому что они бандитствуют ради своей выгоды. И потом, они всегда отступают, если видят, что сила не за ними. А эти… «малолетки», как их называют. То есть, наши сверстники. Они ничего не соображают. Вон, недавно трех из них в тюрьму засадили. Тех, которые этого, как его называют, уголовного авторитета убили. А остальным хоть бы хны, ничему эта история не учит.