— Погоди, погоди, — она так перескакивала с одного на другое, что я перестал улавливать, о чем она говорит. — Как убили? Какого такого авторитета? Ты о чем?
— У них мода такая завелась, — хмуро объяснила Ирка после очередной паузы. — Как продадут ворованное, а потом напьются или надышатся клеем, так садятся в карты играть… на людей. Кто проиграл — должен выйти на улицу и убить первого попавшегося прохожего. Ну, если сразу убить не получается, то остальные всей стаей наваливаются и ему помогают. Страшно по улицам ходить после сумерек.
— Погоди, погоди… А милиция? Она-то на что?
— Кого-то ловит, кого-то нет. Скажем, когда они этого уголовного авторитета порешили… Понимаешь, он почти хозяином города считался и представить не мог, что кто-то его хоть пальцем тронет. Любил он по вечерам гулять вокруг прудов, неподалеку от своего дома. Без всякой охраны. Воздухом дышал. Ну и вывалилась на него компания из троих… уже никакие. И, как первого встречного прохожего, его один ножом ударил, и получилось, что только ранил, а не убил. Тогда другие двое добивать стали. Ну, их-то быстро нашли. И милиция забегала, и бандиты свой собственный розыск организовали. Через два дня схватили. А потом… Говорят, это бандиты с милицией договорились, чтобы их в такую камеру поместили, где самые оголтелые сидят. Или в которую бандиты специально своих, как их там называют, «бойцов» посадили, которых будто как за мелкое хулиганство на сутки задержали… В общем, говорят, этих троих утром выносили из камеры под простынями, и они были в таком виде, что их тела никому не показывали. Но бывает и так, что никого найти не могут. Ну, натыкаются утром на труп в безлюдном месте и все. И никаких улик. Если человек был простой, никому не известный, то милиция из-за него бегать не будет.
— Ты будто страшные сказки рассказываешь, — сказал я. — Да, страшные сказки нового времени. Вроде тех фильмов ужасов что-то, которые мы с тобой смотрели.
— Сказки или нет, — проговорила Ирка, — а вот убийц Надьки Волжановой так и не нашли. Помнишь Надьку Волжанову?
— Разумеется, — сказал я.
Надька Волжанова была броской такой хохотушкой, училась классом старше.
— Когда она к полуночи не вернулась домой, ее родители заволновались. Ну… и нашли ее. Неподалеку от дома. Она была вся изрезана. Что ее в карты проиграли, факт, все признаки убийства на проигрыш в карты. И говорят… Ирка опять поежилась. — Говорят, впечатление было такое, будто ее пытались растерзать на куски. Будто те, кто на нее напал, в ярость вошли и уже себя не помнили. Я потом на похоронах была, — помолчав, сообщила она. — Мы все ходили. Гроб не открывали. А день был такой ясный, весенний, березы только-только зазеленели, и все солнцем пронизано.
— И никаких намеков, никаких догадок, кто бы это мог сделать? — спросил я.
— Никаких. Может, кто и знает, догадывается… но молчит, боясь, что дружки арестованных с ним потом счеты сведут, если он милиции на убийц укажет.
Она примолкла и глубоко задумалась. Похоже, Ирка обо всем забыла, даже о том, что я рядом. Я сидел и ждал. Потом сорвал длинную тонкую травинку, кончиком травинки пощекотал Иркину шею. Она подскочила, как ошпаренная, — и опрокинула свою кружку с земляникой.
— Ой, извини!.. — растерялся я.
— Это ты извини, — сказала она. — Не надо было… обо всем этом, в такой хороший день. Но теперь-то ты понимаешь? Я жду не дождусь, когда вырвусь отсюда. Хоть в Москву, хоть в Германию, лишь бы вырваться.
— Да, понимаю, — сказал я, помогая ей собирать рассыпавшуюся землянику.
— Вот и хорошо, — она тряхнула волосами. — И не будем больше об этом. Хотя…
— Да? — Я насторожился.
— Я никому не рассказывала. И тебе сначала рассказывать не хотела. Но, думаю, тебе нужно знать.
И опять наступила долгая пауза. Я боялся шелохнуться, потому что видел, как Ирка напряжена и взволнована. Мне казалось, что от любого слишком резкого моего движения она опять шарахнется прочь.