Ана лежала с открытыми глазами всю ночь и смотрела в сторону окна, на улице бушевала метель. А Роберт лежал в своей комнате, в своем доме. Закутавшись в несколько одеял, ему было холодно и некомфортно, но доставляло удовольствие.
Его не отпускала мысль, — «Ана, что ты делаешь?» только это крутилось в голове.
Какой загадкой она была для него такой и осталась. В один только момент он подумал нет, она такая же как все, но не подтвердились его догадки. Сейчас он не узнавал ее. Он ворочался до четырех утра. Внезапно, поднялся, оделся и направился к ее дому. Вряд ли надеялся увидеть там ее, ему казалось если он будет территориально ближе, лучше будет чувствовать ее и снова прогадал.
Он подъехал почти в пять утра. Дорога была усыпана огромными сугробами. Ему с трудом удалось доехать поближе к дому. Понемногу светало, снег был сине-фиолетового цвета. Он сыпал довольно странно. Сильным напором хлопья летели вниз снося друг друга, но на уровне прожекторов будто поднимались ввысь. Нет никакой мистики, это лишь ветер. Просто Роберту хотелось верить, что все что сейчас с ней связано, для него странно и необычно. Но это действительно была редкая красота.
В темноте он сначала никого не разглядел на маленьком балконе, учитывая метель. Но приглядевшись, увидел человека. Да, это была Ана.
Она стояла на балконе, снова одна и снова в легкой ночной рубашке. Роберт сначала запаниковал и бросился ближе к дому. Чтобы позвать на помощь. Он подумал о самом страшном. Приблизившись, заметил, усыпанные плечи и волосы снегом, он понял, что она там давно. Но что пытается сделать? Она стояла, ухватившись за ледяные перекладины, с закрытыми глазами.
— Не делай этого! — закричал изо всех сил Роберт.
Она резко открыла глаза, осмотрелась и заметила его.
Его светлая кожа побагровела от холода, пальто засыпало снегом за мгновенье.
Что он делает в это время здесь? Подумала она и как бы ей не хотелось на него смотреть дальше, но мысли повели ее в дом. Она равнодушно отвернулась и вошла в комнату. И уже из окна смотрела на него, он тоже не торопился уходить, приподнял ворот пальто, съежился, положил руки в карманы и просто смотрел.
— Какая ирония, — думала Ана, — снег сегодня цвета твоих глаз, лучше бы тебя вовсе не было, мне легче было бы сейчас.
Ана, внезапно, отошла от окна. Роберт высматривал ее, но ничего не видел, минут десять простояв, он услышал голос позади, метель немного завывала, он сначала думал, что показалось. Затем повернулся и увидел в пяти шагах Ану. Она была в сапогах чуть выше щиколотки, на голую ногу и в расстегнутом полушубке, видимо, не принадлежавшем ей. Он был достаточно велик и растрепанные волосы, уже запутанные снегом. Голову наклонила слегка влево и смотрела на него.
— Если хотел посмотреть, смотри с этого расстояния, издалека не очень видно, только тебе разрешено смотреть так на меня.
У Роберта захватило дух, от произнесенных ею слов. Он остолбенел. Остановись, это Ана, твоя сестра, приди в себя. Он не смог выдавить слова.
— Помолчим? — продолжила она.
Да нет же это прежняя Ана, с горчинкой в характере.
— Ты тоже пришел меня пожалеть?
Он повертел головой, отрицая.
— Ты думал я повторю ошибку?
Он прикрыл веки в ответ.
— Что ты готов мне дать, взамен, чтобы я не совершила ошибку?
Он удивленно засмотрелся на нее, застывшими глазами.
— Готов дать самого себя?
Он cнова прикрыл веки, это было нет!
— Готов жертвовать собой?
— Зачем ты делаешь это себе, всем? Зачем доходишь до крайности и возвращается, что ты чувствуешь, делая это? — возразил он.
— Крайности… да ты меня растоптал без капли сожаления в пропасть толкнул. Ты хочешь знать мои мысли? Ты всегда мечтал покопаться в моей безумной голове, но боялся, как и сейчас.
Знаешь, что это дает мне? Когда я стою в лютый мороз на холоде. Мой разум лучше доносит мне возможности моего тела, говорит иди в тепло, иди в тепло, живи. Он требует выжить, вроде только и надо согреться, а нет, все намного глубже, что нужно преодолеть. Сделать шаг, за порог. Тоже самое обжигая руки, — показала обожженные пальцы рук.
У Роберта расширились зрачки, но он молчал.
— Больно, а делаю. Ты, наверное, думал, что это слишком для меня, что ты слишком хорош для меня? Веришь? Я тоже так считаю и не могла поверить взаимно ли это? Как ты думаешь поверила?
— Не знаю, да? — прошептал он.
— Хотела верить. Хорошо не поверила, до конца, иначе тут не стояла бы. Меня стало тошнить от запаха мяты… Ненавижу сладкое, меня тошнит до рвоты от сладкого, почему я должна была тебе заваривать какао и печь печенья? Потому что они вызывают привыкание, хотела окружить тебя заботой, чтобы ты чувствовал тепло и привязался ко мне, так как я. Ты, видимо, действительно не представляешь, кем был для меня…. А ты в это время что делал? Издевался надо иной. Еле терпел. Извивался, как уж. Долго молчать будешь? Я простила тебя. Что дальше, действуй?