Нет, так не расслабишься. В порыве сладострастной агонии можно и до асфиксии заебать этот весьма ценный экземпляр, который ему еще очень даже пригодится. Бесцеремонно оторвав от себя цепкие женские руки, Саша освободил член и, схватив Ольгу за плечи, одним рывком толкнул ее на диван, подхватывая под колени ноги в черных сетчатых чулках со стрелками и обутые в классические черные лодочки на шпильке. Атласные ниточки трусов спустились до колен. Или поднялись? С задранными ему на плечи ногами направление уже казалось спорным. Без дальнейших замедлений, он со всей дури вогнал член в ее щель по самое не балуй. Женщина вскрикнула. Может быть, это было слишком? Впрочем, судя по дурному выражению ее раскрасневшегося лица, мадам была в восторге. Слава богу, что с ней не приходилось много возиться и баловать изысками, как его любимую девочку, — отодрал несколько раз и свободен. Саша уже начал набирать бешеный темп, выходя на финишную прямую, когда в ушах вдруг набатом прозвенел сигнал уличного домофона. Остановиться уже не получится, но сдерживаться он не стал. Последние припадочные конвульсии и ошалелые вопли и всхлипывания его бьющейся в оргазме директорши по финансам — и он пустил в нее мощную обильную струю, еще некоторое время продолжая развратно шлепать ее задницу своими бедрами.
— Кто это?! — наконец встревоженно, но все еще задыхаясь, воскликнула она, пытаясь высвободиться из-под его навалившегося тела.
Саша отстранился, стер пот со лба и выдохнул, пытаясь унять сердцебиение.
— Видимо, моя невеста... — нехотя сознался он, тяжело дыша.
— У нее есть ключи?
— Конечно.
Губы Ольги тут же изогнулись ядовитой змеей, а из горла вырвался почти бесшумный театральный смех.
— Как мило и пикантно... А я ведь говорила, что здесь опасно встречаться...
***
Какое-то время детектив и его клиентка сидели в автомобиле в полном молчании. Люда склонялась над планшетом, пытаясь не упустить ни слова, а Влад слушал диалог краем уха, изредка посматривая на потрясенную и растерянную девушку на соседнем сидении, которая, казалось, вся сжалась от давящего и удушающего унижения. Как же ему хотелось прекратить все это... Когда в эфире повисла тишина, он глянул на экран и мысленно выругался, поспешно открыл бардачок, вытянул наушники и подал Люде, но она, похоже, уже была в прострации от шока и отвращения, ничего не замечая вокруг. Он тронул ее за плечо, она вздрогнула, словно очнувшись после кошмара, и метнула на него непонимающий взгляд. Из динамиков понеслась всякая похабщина, от которой хотелось блевать, и Влад сам воткнул провод от наушников в гнездо.
— Может быть, хватит? Поехали отсюда? — мрачно спросил он, но Люда отрицательно помотала головой и кое-как нацепила наушники подрагивающими от смятения руками, правда, больше не смотрела на экран, а отвернулась к окну. Через минуту она молча отерла бегущие по щекам слезы. Владу не было видно ее лица, но весь ее вид вызывал невыносимое чувство вины и приступ злости. — Эй, — детектив снова ласково прикоснулся к ее плечу, но она нервно его отдернула.
— Ненавижу его... — наконец прошептала она сквозь слезы, еще больше захлебываясь от всхлипываний и прижимаясь лбом к ледяному стеклу, будто этот холод мог остудить испепеляющую ее обиду и боль.
Влад снова порылся в бардачке, отыскал пачку салфеток, достал сразу несколько, расправил и протянул девушке, но она не взяла. Вместо этого Люда закрыла ладонями лицо, тяжело дыша и пытаясь овладеть собой. Ее сердце взрывалось в груди, умирая и вновь возрождаясь с каждым новым ударом, глаза жгло, все тело лихорадило. Наконец она сдернула с себя наушники и какое-то время напряженно смотрела в одну точку прямо перед собой. Внутри нее поднималось что-то огромное и смертельно опасное — отчаяние, негодование, гнев, порожденные болью и унижением.