— Убирайся отсюда к чертовой матери, говнюшка! — ударило вдруг по ушам, и на плечи, на голову, на все тело разом навалилась такая усталость, что все происходящее стало ей совершенно безразлично. В висках пульсировало, и Люда наконец-то осознала, что у нее, оказывается, дико болит голова. Должно быть, это температура. Она поморщилась и потерла пылающий лоб холодными пальцами. Папа продолжал что-то декламировать, что-то про Сашу, про театр, про собаку, про свадьбу, про ее просранное будущее, тупизну и безответственность. Мама тоже подпевала, а она медленно отвернулась и мимо них направилась в свою комнату. Отец попытался оттеснить ее к двери, схватил за руку, но не очень-то крепко, Саша обычно пинал и дергал ее намного сильнее, впрочем, когда-то и от отца попадало по-крупному, правда, давно. Она вяло вырвала руку и прошла в холл, к лестнице.
— Я возьму кое-какие вещи и ключи от машины, — бесцветно пояснила она, и каждое слово отдавалось болью в висках и глазах. Главное, не забыть выпить перед выходом «коктейль» из парацетамола, анальгина и но-шпы, а то в таком состоянии можно и сбить кого-нибудь насмерть на дороге. А еще нужно позвонить Аньке. Авось та не откажется принять ее на пару дней, пока она не решит, что делать дальше.
Оказавшись в своей комнате, Люда заперла дверь, наслаждаясь покоем и ощущением безопасности, и обвела ее рассеянным взглядом. Что обычно берут с собой, когда тебя выгоняют из собственного дома? Она остановилась перед комодом, ломящимся от ювелирки, косметики и духов. Вот, оказывается, для каких случаев существуют ломбарды... Только вот не станет она до этого опускаться. Все это подарили ей «любимые» и «любящие» мужчины — отец и жених, так пусть и оставят все это себе, раз они от нее отказываются. Люда сняла с себя кольца, сережки, браслет и очередной подаренный Сашей золотой кулончик в виде колибри с жемчужной капелькой росы в клювике, который она, по требованию жениха, носила на широкой черной бархотке, так напоминающей ошейник. Сверкающие безделушки холодно звякнули, упав в шкатулку. Крышка захлопнулась. Прощай, роскошная жизнь. Почему-то это прощание не вызывало ни малейших сожалений.
Пошарив по комоду, Люда отыскала свободную косметичку, побросала туда кое-какую косметику. Затем вынула большую сумку из шкафа и начала укладывать вещи, стараясь больше думать о практичности. Главное — теплые вещи и обувь на зиму.
В конец измотанная, только перед самым уходом она вспомнила, что ей нужно переодеться. Джинсы, хлопковая водолазка, мягкий свитер крупной вязки и еще носки сверху на колготки под меховые ботинки. Словно на прощание подойдя к зеркалу, она собрала в тугой хвостик на резинку растрепавшиеся волосы. Видок тот еще: припухшие веки, красные глаза, синяки под глазами и бледная как мертвец, только губы еще привлекают внимание ярким коралловым пятном. Могла бы без грима сыграть какую-нибудь покинутую всеми страдалицу, умирающую от чахотки. Почему-то эта мысль вызвала приступ злости. Люда схватила первую попавшуюся помаду, открыла колпачок и двумя широкими алыми мазками перечеркнула собственное отражение в зеркале. С этой жизнью покончено. Пусть начнется другая.
***
— Да чего ты паришься как всегда? — без умолку болтала Аня, уже битый час самозабвенно наводящая марафет перед зеркалом. — Я же сказала — можешь оставаться у меня, сколько нужно. Предки тут почти не бывают. Без предупреждения теперь вообще не являются. А то, прикинь, завалились как-то, на ночь глядя, и крадутся по квартире. Типа чтобы меня не разбудить. Ну а я тут как раз после клуба с двумя перцами зажигала. — Аня разразилась громким театральным смехом, чуть ли не до слез. — Стою на родительской кровати на четвереньках, один ко мне сзади пристроился... другой... ну, ты понимаешь! — на этот раз смех заставил ее чуть ли не согнуться пополам. — Блин, у меня сейчас макияж потечет!
— О, пожалуйста! Только избавь меня от этих подробностей! — Люда страдальчески еще плотней ткнулась лицом в подушку, с которой обнималась, сидя на огромной разложенной постели и закутавшись в мягкое пушистое одеяло.
— Ладно, ладно... постараюсь впредь щадить твои нежные ушки и говорить только на светские темы. Ты же у нас такая святая невинность! — Аня скептически закатила живописно подведенные и подчеркнутые густющими накладными ресницами глазки. Затем артистично повертелась перед зеркалом и деловито поправила бюст, втиснутый в туго облегающий топик, щедро усыпанный цветными стразами. Наглядевшись вволю, она резко встала, продефилировала на середину комнаты и покрутилась теперь уже перед подругой. — Ну как? Скажи, отпад? Топ я даже со скидкой отхватила. На все остальное папочке пришлось серьезно раскошелиться, но, блин, оно же того стоило? — Аня радостно просияла от осознания собственной неотразимости.