– Вы еще здесь? – проговорил он дружелюбно. – Вам, должно быть, по душе мой маршрут: вы уже двадцать три раза его проехали. А может, вам нравится, как я трамвайчик веду?
Он был плотный и коренастый, по его подбородку и лбу стекал пот, невзирая на тоннельную прохладу. Мужчина улыбнулся, вытер лицо красным платком и сел на свое место.
– Не уследила за временем, – обеспокоенно проговорила София. – Совсем счет потеряла!
Вагоновожатый вздохнул.
– Да какая разница, – сказал он. – Больно уж скверный сегодня день! Чем быстрее кончится, тем и лучше!
Он отпустил тормоз, и вагон бодро покатился вперед.
– Вы сейчас в город вернетесь? – спросила София.
Вагоновожатый покачал головой:
– Я еду в депо. Вам придется сойти возле гавани и пересесть на трамвай, идущий к центру.
В этой части Бостона София не была уже несколько лет.
– А сесть можно будет на той же остановке? – поинтересовалась она.
– Я вам все покажу, – заверил ее вагоновожатый.
Разогнавшись, трамвай вдруг резко повернул влево. Потом они выбрались из тоннеля, и София прищурилась от яркого света. Почти сразу вагон остановился.
– Остановка «Гавань»! Конечная! Посадки нет!
Толпа пассажиров нетерпеливо уставилась на тоннель, откуда должен был появиться следующий трамвай.
– Вам надо пройти шагов пятьдесят вон в ту сторону, – сказал Софии вагоновожатый, указывая через головы людей. – Там остановка, написано:
«В город». Не заблудитесь.
14 часов 3 минуты: в гавани
Новости о закрытии границ успели достичь бостонского порта. Люди метались туда и сюда среди хаоса грузовых тележек, торговых лотков и ящиков с поклажей. Кто-то кричал и распоряжался, шла спешная разгрузка, все готовились к внезапному отъезду. Двое мужчин ссорились над разбитым ящиком, битком набитым живыми омарами; между сломанными досками слабо шевелились клешни. Прямо над головами с криками проносились чайки. Они лениво пикировали, подхватывая случайные куски рыбы и хлеба. Волны горячего воздуха переносили обычные портовые запахи рассола, смолы и несильный, но всепроникающий тухловатый душок.
София очень старалась никому не попасть под ноги, но ее то и дело отпихивали с дороги. Пытаясь найти трамвайную остановку, она ощутила, как накатывает чувство поражения, – так всегда бывает, когда не уследишь за временем. Только бы их экономке, миссис Клэй, от волнения плохо не сделалось. А Шадрак! Он наверняка все ищет ее возле здания палаты и предполагает самое худшее, раз она не появилась…
София спотыкалась на ровном месте и пыталась сдержать слезы горького разочарования.
Ее слишком часто настигало ощущение собственного бессилия, крушения всех надежд. Тем более что у Софии, к огромному ее огорчению, совсем не работали естественные, внутренние часы. Минута для нее порой длилась почти час, а то и день. Девочка могла за секунду пережить столько эмоций, что их хватило бы на целый месяц. Зато месяц иной раз казался секундой. В детстве София без конца попадала из-за этого в неудобное положение. Кто-нибудь задаст ей вопрос, она чуть-чуть призадумается… и вдруг оказывается, что над ней минут пять уже все смеются. Однажды она шесть часов прождала на ступенях Публичной библиотеки подругу, которая так и не явилась… А еще Софии постоянно мерещилось, будто пора спать.
Со временем она научилась справляться с отсутствием внутреннего хронометра. Теперь, тринадцати лет от роду, она почти никогда не теряла нити разговора. Девочка привыкла наблюдать за окружающими людьми и таким образом определять, когда пора есть, уходить из школы или отправляться в кровать. А еще у нее появилась привычка то и дело трогать свои часы и поглядывать на них. В сумочке Софии хранился рисовальный блокнот, где она делала ежедневные четкие зарисовки, – это была своеобразная карта прошлого и будущего, которая вела ее сквозь бездны неизмеримого времени…
Сбои внутренних часов причиняли ей беспокойство и иного рода. София очень гордилась своими познаниями: она не боялась заблудиться в Бостоне и даже за его пределами, потому что по мере взросления она все чаще путешествовала с Шадраком.
И в школе она училась с примерным прилежанием, учителя любили ее – в отличие от некоторых одноклассников. Она обладала несомненным талантом все раскладывать по полочкам, чтобы дойти до самой сути. Друзья Шадрака неизменно называли ее «разумной не по годам». Их похвалы очень много значили для нее… хотя и не перекрывали изъяна, из-за которого она сама себе казалась ветреной и рассеянной, словно какая-нибудь глупышка.