Таким образом, оставалось четверо воинов. Гаррик предположил, что это арьергард, хотя его уже давно не было видно, прежде чем они покинули временный лагерь.
— Как ты думаешь, о чем они беспокоятся? — мысленно задался вопросом Карус. — Я не видел в деревне ничего, что могло бы меня обеспокоить — никто даже не смог бы возглавить попытку спасения, кроме, может быть, Лица со шрамом. Неужели эти кошачьи существа охотятся друг на друга?
Птица на плече Сиравил повернула свои сверкающие глаза к Гаррику. — Каждая группа — потенциальный враг любой другой группы, — безмолвно сказала она. — Они атакуют только в том случае, если у них есть подавляющее преимущество, что маловероятно, когда каждая банда всегда настороже друг против друга.
— Значит, ты слышала моего предка? — спросил Гаррик, на этот раз беззвучно. — А также слышишь мои мысли?
Птица ничего не сказала. Гаррик поморщился. Это был глупый вопрос, но он был не в лучшей форме.
Они брели дальше в промозглой темноте. Запястья Гаррика были связаны с момента пленения, и когда они разбили лагерь, Коэрлы привязали их и к его талии. Гаррик возился со своими путами за неимением лучшего занятия, но, кроме того, что его запястья стали кровоточить, он ничего не добился.
Поскольку он не мог раскинуть руки для равновесия, как инстинктивно пытался это сделать, он часто спотыкался и иногда падал. Коэрли ему не помогли. Однажды, когда он медленно вставал (он уперся руками в бревно, которое рухнуло в болотное месиво, снова окатив его по лицу), один из воинов пнул его когтистой ногой.
Гаррик время от времени слышал, как хнычут захваченные женщины, но, казалось, у них было меньше проблем, чем у него, несмотря на то, что они были связаны друг с другом. У них не было ночного видения, как у Коэрли, но, по крайней мере, они привыкли к беззвездным ночам и постоянной облачности.
— Это делает этих кошачьих тварей легкой добычей при дневном свете, парень, — заметил Карус. На его изображении была спокойная улыбка. — Даже при таком, что в этом чертовом болоте считается дневным светом.
— Возможной добычей, — поправил себя Гаррик, но тоже улыбнулся. Возможно, они с Карусом были безмерно оптимистичны, но это было лучше, чем смириться с серым будущим, заканчивающимся бойней.
Протяжный звук: Клок! Клок! — разнесся по всему болоту. Тораг поднял свою огромную гривастую голову и прокашлялся в ответ.
— На нас нападают? — резко спросил Гаррик у Сиравил.
По-видимому, слишком резко. Охранник ударил его по голове древком копья и прорычал: — Замолчи, зверь!
Это был несерьезный удар — древко копья было толщиной не более большого пальца, — но голова Гаррика все еще пульсировала от удара, который захватил его в плен. Он пошатнулся и припал на одно колено в размытом белом свете; его кожа горела. С усилием он подался вперед и сумел удержаться на ногах, чтобы Корл снова не ударил его.
Своим собственным сухим голосом Птица сказала: — Мы приближаемся к крепости Торага. Воины, оставленные в качестве гарнизона, подняли тревогу, и Тораг в ответ объявил о себе.
— Коэрли видят в этом какой-то смысл? — спросил Гаррик. Он говорил вслух, но без той резкости, за которую его отшлепали мгновением ранее. Он не был уверен в расстоянии, но звук гонга был приглушен, казалось, несколькими сотнями ярдов моросящего дождя и темнотой.
— Расстояние около четверти вашей мили, — сообщила Птица, отвечая как на вопрос, который задал Гаррик, так и на тот, о котором он только подумал. — Хотя охранник башни, возможно, и заметил движение, более вероятно, что он услышал, как группа возвращается. У Коэрли острый слух, а вы, люди, производите много шума в темноте.
— «С этим не поспоришь», — подумал Гаррик. — «Интересно, смогу ли я стать хотя бы таким же хорошим, как Травяные Люди?»
— Я надеюсь, мы здесь пробудем недостаточно долго, чтобы научиться этому, парень, — сказал призрак у него в голове. Карус ухмыльнулся, но в выражении его лица было нечто большее, чем просто юмор.
Гаррик услышал скрип ворот, за которым последовал скрежет и хлюпанье людей, что-то делавших в болоте. Земля здесь была более влажной, чем на большей части их пути из деревушки Вандало. Коэрли проваливались по самые щиколотки, потому что не было твердых участков, на которые можно было бы наступать.
Вместо частокола в ночи вырисовывался высокий плетеный забор. Несколько воинов тащили то, что Гаррик сначала принял за фашину — вязанку хвороста, чтобы закрыть овраг. На самом деле они разворачивали рулон плетеной циновки, чтобы покрыть раскисшую землю до открытых ворот. Он служил той же цели, что и подъемный мост.
— Их шестеро, — отметил Карус, всегда профессионально отстраненно в оценке противника. — Всего шестнадцать воинов, о которых мы знаем, плюс Тораг. И Сиравил, я полагаю, хотя я не придаю ей такого значения.
— Тораг оставил шестерых воинов охранять крепость и контролировать имеющихся рабов, — добавила Птица. — В его гареме также есть три половозрелые самки, но самки Коэрли не сражаются.
Гаррик посмотрел на Птицу. В этой ситуации было много такого, чего он не знал и о чем, как он подозревал, Тораг даже не задумывался.
— Коэрли — не очень сложные существа, — сказала Птица, повторив свой ранний комментарий. Она повернула свои сверкающие глаза к лагерю, не говоря больше ни слова.
Тораг возглавил процессию, проходившую через ворота. Войдя, Гаррик взглянул на стену, ожидая обнаружить, что она двойная, а внутренняя часть заполнена камнем. Ну, или грязью: во всем этом грязном мире он не видел камня крупнее топаза Марзана. На самом деле стена представляла собой однослойную тяжелую плетеную конструкцию, достаточную для жилища, но, конечно, не для военного сооружения с человеческой точки зрения.
— Я бы сказал, она для того, чтобы не подпускать животных, — заметил Карус. — Кошачьим зверям нравятся то, что они построили. Они бы даже не поняли, что такое тяжелые средства прорыва, если бы они здесь появились, и укусили бы их за мохнатые задницы. Что мы, возможно, сможем устроить это, парень.
Он усмехнулся и добавил: — В свое время.
Тораг поднял морду кверху и принюхался. Внутренняя часть комплекса была пропитана резким зловонием отходов жизнедеятельности плотоядных, но этого и следовало ожидать.
— Идо! — взревел Тораг. — Ты зарезал животное, пока меня не было!
Пятеро из шести воинов, оставленных охранять крепость, отодвинулись от своего вождя. Оставшийся, более высокий и заметно более грузный, чем остальные, выпрямился. Он держал копье, но осторожно направил его костяным наконечником в землю и прорычал: — Мы были голодны, Тораг. Мы не знали, когда ты вернешься.
Тораг зарычал и прыгнул, взмахнув дубинкой. Идо колебался долю секунды между толчком и прыжком в сторону. Нарост твердой древесины проломил ему череп, забрызгав кровью и мозгами выживших членов гарнизона. Они с пронзительными криками бросились врассыпную; некоторые из них, убегая, побросали оружие.
Тораг взревел — резкий, похожий на звук пилы вызов, эхом разнесшийся по ночи. Воины Коэрли сгорбились, опустив свои длинные лица к земле. Сиравил стояла, молча, а плененные женщины сбились в кучу. Некоторые рыдали в отчаянии.
Гаррик опустился на одно колено, не сводя глаз с короткого подергивающегося хвоста Торага. Он надеялся, что его поза выглядела покорной, но он выбрал ее, чтобы иметь больше шансов, схватить Торага, если вождь в ярости развернется, чтобы ударить снова.
Дыша короткими, резкими фырканьями, Тораг все-таки повернулся, но опустил свою окровавленную дубинку. Драка была окончена — в той мере, в какой она вообще была.
— Сорман, Идо был твоим братом, — прорычал шеф. — Брось его падаль в пруд, где ее съедят угри.