Сиони быстро оправила юбку и пригладила растрепавшиеся волосы.
Топот бумажных лап за дверью Сиони услышала раньше, чем успела повернуть ключ в замке. Едва она переступила через порог, как Фенхель запрыгнул ей на руки. Песик махал хвостиком и тихо взлаивал бумажным шепотком. Сухой язычок прошелся по подбородку Сиони.
Она рассмеялась.
– Глупыш, я ведь уезжала меньше чем на день, – сказала Сиони и, почесав Фенхеля за ушами, опустила песика на пол.
Фенхель описал два коротких круга и вскочил на груду бумажных костей, валявшихся в углу прихожей. После соответствующего заклинания кости превращались в скелет Джонто, который исполнял у Эмери обязанности дворецкого. Сиони в конце концов привыкла и к Джонто. Однако услужливость Джонто вызывала у нее оторопь, а когда он однажды разбудил ее утром, хорошенько встряхнув матрас на кровати, Сиони начала запирать дверь спальни. Все хорошо в меру!
– Осторожнее, – предупредила Сиони песика, увидев, что Фенхель вознамерился погрызть бедренную кость Джонто.
К счастью, зубки Фенхеля не представляли опасности для хрупкого дворецкого. Сиони миновала столовую и зажгла свет в неплохо обставленной кухне. Здесь было все, что нужно в хозяйстве, имелись старомодная плита и ледник. Между подковообразными шкафами располагалась дверь черного хода.
Сиони не обнаружила в раковине ни единой использованной тарелки. Эмери хотя бы ел в ее отсутствие?
Она подумала, что нужно заняться готовкой – просто на всякий случай, но внезапно ее внимание привлекло незамеченное впопыхах яркое пятно в столовой.
Сиони вернулась в комнату и едва не ахнула от изумления. На обеденном столе красовалась деревянная ваза с бумажными розами, которые были Сложены настолько искусно, что практически не отличались от настоящих. Сиони медленно приблизилась к столу и прикоснулась к нежным лепесткам, скрученным из тонких папиросных листов. Да, такая бумага могла быть только в запасах Эмери! У цветов были и листья сложной формы, похожие на папоротник, и скругленные шипы.
Рядом лежала овальная брошь-заколка для волос, сделанная из бумажных шариков и туго свитых спиралей. Она оказалась покрыта густым слоем лака, и Сиони могла не бояться, что украшение сомнется или сломается. Девушка взяла подарок и погладила его пальцем. Ей, чтобы сделать такой шедевр, потребовался бы не один час, а что уж там о розах говорить…
Розы! Сиони извлекла из середины букета квадратную карточку из плотного картона. На ней Эмери каллиграфическим курсивом вывел: «С днем рождения!»
В груди у Сиони разлилось тепло.
Она прикрепила заколку над ухом, а записку спрятала в боковой карман передника, чтобы та не помялась. Затем Сиони поднялась по лестнице на второй этаж, пощипывая на ходу щеки и тщательно оправляя блузку. Дверь библиотеки оказалась приоткрыта: свет электрической лампы высветлил на паркетном полу коридора кривобокий четырехугольник.
Эмери сидел спиной к Сиони у дальней стены комнаты, сплошь заставленной книжными стеллажами. Подперев голову правой рукой, Эмери взъерошил пальцами свои темные кудри и перевернул страницу какой-то старинной книги. (Сиони не могла угадать, что он читает.) Длинное пальто (или, вернее, балахон) оттенка шалфея было перекинуто через спинку кресла. У Эмери имелось множество балахонов всех цветов радуги, и он носил их каждый день в любое время года. Правда, разгар лета, а точнее, двадцать четвертое июля, стал исключением из правил. Тогда Эмери выбросил индиговый балахон в окно и провел остаток дня, Складывая и вырезая снежинки, которых хватило бы на хорошую метель. Сиони до сих пор находила снежинки повсюду: то возле ледника и посудного шкафа, то – целый ворох! – под подстилкой Фенхеля.
Сиони постучала костяшкой указательного пальца по дверному косяку. Эмери вздрогнул и обернулся. Что, он и впрямь не слышал, как она пришла?
Эмери выглядел усталым – вероятно, он ехал домой весь день, чтобы успеть вернуться к вечеру, – но его зеленые глаза лучились ярким светом.
– Вы являете собой истинную отраду для усталого путника. Я неделю не делал ровным счетом ничего, только сидел на жестких неудобных стульях и разговаривал с напыщенными англичанами. – Он нахмурился. – И еще полагаю, что благодаря вашему прекрасному кулинарному таланту я стал настоящим привередой по части еды.