Мы посплетничали еще минут пять, потом я пошла на кухню и сварила кофе. Подойдя к рождественскому календарю, я открыла новое окошко. «Дождик», обрамлявший календарь, отклеился и соскользнул на пол. Вот, подумала я, все правильно. Мишура облетела, и вещи утратили свой блеск. Все как в жизни. В маленьком окошке оказалось блюдечко черешни. Ммм. Правильно, подумала я, вот все, что мне осталось.
Остаток дня я провела, дав волю хандре. Я чувствовала себя как челн, брошенный на волю волн. Ибо мой развод приобрел совершенно реальные очертания, и скоро Питер увезет свои вещи. Я обошла дом, мысленно отмечая все, что принадлежало ему. Грэм повсюду следовал за мной. Вот два старых пиджака на вешалке в холле, вот его резиновые сапоги и другая обувь. Я прошла в гостиную и осмотрела книги. Как много их у Питера – сотни – вдоль всех стен. Я вдыхала их сладковатый пыльный запах, и сердце сжималось. Вот новенькие издания в глянцевых бумажных переплетах, вот твердые обложки, несколько драгоценных первых изданий. Вот оранжевые «Пингвины», вот строгая черная классика, вот все романы «его» авторов, как же без них? Занятно, на что начинаешь обращать внимание в определенном настроении. Я заметила, что мой взгляд прикован к «Концу одной любовной связи»;[132] да, сокрушенно подумала я, действительно конец. Потом я заметила «Простишь ли ты ее?» Троллопа. Нет, подумала я с горечью, не смогу. Потом мое внимание привлек «Холодный дом»,[133] и я подумала, да, этот дом теперь такой холодный. «Тяжелые времена»[134] впереди, именно так, поняла я, медленно двигаясь вдоль стеллажа, и я уже пережила «Упадок и разрушение».[135] А вот «Радуга»,[136] но где же, скажите на милость, моя радуга? Я взяла в руки «И пришло разрушение»[137] и поняла – мой мир разрушен. Мне осталась лишь «Пригоршня праха».[138] Воссоединение с Питером кончилось катастрофой, новая жизнь с Джосом оказалась иллюзией. Впервые за всю свою сознательную жизнь я оказалась совершенно одна.
– Я теперь сама по себе, – сказала я себе, заходя вечером в ванную в сопровождении Грэма. Мне тридцать шесть, дети уже почти выросли, у меня нет ни друга, ни мужа.
Я снова рассматривала творение Джоса с роскошными пальмами и морем цвета бирюзы. Все это манило и притягивало, дразня яркими красками, но это был всего лишь обман. Я спустилась в подвал, нашла банку белой эмали и кисти, вернулась со всем этим наверх. Я принялась закрашивать картину уверенными широкими мазками. Вперед-назад взлетала кисть, мягко шлепая и перечеркивая лазурное небо и сверкающий на солнце песок.
Струйка краски побежала вниз, скрыв под собой ракушку моллюска, когда я одним взмахом кисти убрала с глаз долой лодку рыбака. Тут я не выдержала и всхлипнула, потом еще, и вскоре лицо уже было мокрым от слез. Думаю, я проплакала бы еще очень и очень долго, если бы не зазвонил телефон.
– Мамочка, с днем рождения! – весело крикнул Мэтт.
– Спасибо, милый, – промычала я.
– День прошел хорошо?
– Да, просто замечательно, – сказала я.
– У тебя что, простуда?
– Нет, – ответила я, глотая слезы. – В смысле, да. Да… небольшой насморк, ничего страшного.
– Вы вместе с Джосом пойдете в ресторан?
– Нет, – тихо сказала я. – Не пойдем. Собственно, я должна признаться, мы с Джосом вообще никуда уже не пойдем.
Повисла пауза, я услышала возню рук, передававших телефон, потом голос Кейти.
– Мам? Это я. Что случилось?
– Ничего. Так, житейские мелочи.
– Так вы летите на Карибы?
– Э, нет. Я не лечу. Не сейчас.
– Так значит, ты бросила Джоса?
– Ммм…
– Надеюсь, что бросила.
– Ну, раз уж ты спросила – да.
– Вот и чудесно. Нам он всегда казался занудой, – объяснила Кейти. – Папе в подметки не годится. Ты хочешь поговорить об этом? – бодро предложила она. – Я могу помочь тебе во всем последовательно разобраться.
– Да нет, Кейти, спасибо! – сухо ответила я.
– Я думаю, тебе нужна небольшая когнитивная терапия.
– Уверяю тебя, никакая терапия мне не нужна.
– Но тебя вот-вот могут захлестнуть отрицательные эмоции.
– Нет у меня никаких отрицательных эмоций, – сказала я, прижимая к глазам мокрую салфетку.
– Так что ты собираешься делать вечером?
– Ничего. Побуду дома. Мне нужно кое-что… докрасить.
– А, отличная трудотерапия.
– Да нет, просто мелочь, с которой надо покончить. Ладно, давай-ка сменим тему – расскажи, как ваш спектакль?
135
Имеется в виду сочинение Эдуарда Гиббона «История упадка и разрушения Римской империи» (1776–1788).