– Не будь таким несправедливым, – сказала я. – Я не собираюсь «обчистить» тебя, просто хочу покончить с нашим браком по причинам, которые только что тебе изложила. И ты не можешь оспаривать их. А если захочешь, что ж, тогда тебе понадобится юрист, но ты не можешь воспользоваться услугами Карен, так как она знает нас обоих, так что тебе придется нанять кого-то другого.
– Спасибо за совет, – выдавил он. – Значит, ты разводишься со мной, – недоверчиво повторил Питер. – Боже! – протестующе воскликнул он, взяв один из подаренных матерью бокалов и наливая себе большую порцию джина.
– А как ты думал, чем это кончится, когда рассказывал мне об Энди? – спросила я.
– Только не этим! – воскликнул он, проводя рукой по волосам. – Только не этим. Я думал – боже мой, как я ошибался, – что ты оценишь мою честность.
– В самом деле! – с глухим смешком бросила я. – А я-то считала наивной себя.
– Я думал, ты поймешь, – уныло пробормотал он, поднося бокал к губам.
– Полагаю, я очень хорошо поняла, – ответила я. – Я поняла, что это такое – потерять веру в кого-то. И теперь после пятнадцати лет, проведенных вместе, я утратила веру в тебя. А если у нас больше нет веры, значит, у нас нет ничего.
– У нас много чего есть, Фейт, – сказал он, когда я принялась чистить морковь. – У нас есть наши дети, наша работа, наш дом и наша собака.
– Не впутывай в это дело Грэма, – устало бросила я. – Видишь ли, все изменилось.
– Фейт, – тихо продолжал Питер. – Я понимаю, что ты сердишься, и я это заслужил. Я сам виноват, что попал в такое дурацкое положение. Но это не значит, что мы должны немедленно развестись. Может, подождем, пока остынем?
– Я уже остыла, – ответила я. – Можно сказать, оледенела.
Питер смотрел на меня недоверчиво, а я чувствовала себя, как Гэри Купер в фильме «В самый полдень».
– Ты хочешь развода, Фейт? – спросил он. Я молчала. – Ты действительно хочешь развода? Ты хочешь развода, Фейт? – повторил он. – Я пристально смотрела на него и ничего не говорила. – Ты действительно этого хочешь, развода? Ты. Хочешь. РАЗВОДА? – с отчаянием произнес он.
– Да, – тихо сказала я. – Хочу.
Питер вдруг развернулся, поднял руку и с силой швырнул бокал прямо через кухонную дверь, он попал в зеркало-солнце, которое подарила когда-то Лили.
– Ах! – выдохнула я, когда оно разбилось. – Ах, – снова прошептала я и собиралась закричать на него. Я собиралась дико наорать на него. Мне хотелось выдать ему все, что я об этом думаю. Но мне не удалось, потому что Питер уже ушел из дома, громко хлопнув дверью.
На следующий день он извинился. Выглядел он ужасно и, казалось, по-настоящему раскаивался. Я посмотрела на разбитое зеркало, которое уже сняла с крючка и которое теперь одиноко стояло у стены. Этот поступок поразил меня, за пятнадцать лет нашей совместной жизни Питер никогда не делал ничего подобного.
– Извини, – пробормотал он. – Я потерял контроль.
Я, конечно, приняла его извинение, но, потрясенная всем происшедшим, спросила его, не согласится ли он переехать. Он несколько секунд смотрел в окно, затем кивнул головой. И я это оценила, так как Роури Читем-Стэбб сказал мне, что многие мужчины держатся за семейный дом, потому что ужасно боятся, что потеряют его, если переедут. Но я не сомневалась, что Питер поступит порядочно. В любом случае, как мы могли оставаться вместе, если наш брак распался. Интересно, переедет ли он к Энди, – я не сомневалась, что та встретит его с распростертыми объятиями. Но через несколько дней он сообщил мне, что нашел маленькую квартирку в Пимлико, неподалеку от галереи Тейт.[63] Квартира принадлежала другу кого-то из знакомых, который уезжал на год за границу, и плата была не слишком высокой. Я помогла ему упаковать вещи, и у меня было странное ощущение, будто он собирается на Франкфуртскую книжную ярмарку или в другую деловую поездку. Когда я вынимала его рубашки из шкафа, я заметила два новых галстука от «Гермеса».
– Это она тебе подарила, да? – спросила я.
– Да, – виновато ответил он. – Она.
– Тебе не следовало их принимать, – заметила я.
– Да, – согласился он. – Ты права.
Мы уложили два чемодана, и комната, в которой он спал, опустела, проволочные вешалки тихо позвякивали друг о друга на легком ветерке. Пока мы укладывали вещи, Грэм лежал на кровати, положив голову между лап, его брови тревожно подергивались. Затем Питер прошел на кухню выпить последнюю чашку кофе в ожидании такси. Я села рядом с ним и сквозь открытую дверь видела его багаж, стоящий в холле. Это невероятно, подумала я. Это нереально. Но нечто подобное происходит со ста пятьюдесятью тысячами пар каждый год.
– Я все объясню детям, когда они приедут на уикенд, – сказала я, с ужасом думая о том, как они это воспримут. – Ты сможешь проводить с ними столько времени, сколько захочешь, и с Грэмом тоже. Но мне не хотелось бы, чтобы они встречались с Энди, хорошо?
– Послушай, я даже не знаю, буду ли сам встречаться с ней, – сказал он, в то время как Грэм положил голову ему на колени. – Боже мой, Фейт, – произнес он. – Боже мой. – Он потянулся через стол и обхватил мои руки своими ладонями. – Это такая беда, – с несчастным видом пробормотал он. – Пожалуйста, пожалуйста, измени свое решение.
В этот момент, ощущая пожатие его рук, видя слезы в его карих глазах, уловив исполненную боли мольбу в его голосе, я готова была сдаться. Казалось, мы смотрели друг на друга через глубокую пропасть, и я знала, что моста через нее нет. Вдруг мы услышали резкий автомобильный гудок. Питер подошел к двери, что-то крикнул, затем вынес один из чемоданов. А я готова была побежать вслед за ним по дорожке и закричать: «Извини, я передумала! Это была глупая ошибка. Но, видишь ли, я не смогла совладать со своими чувствами и не знала, что мне делать. Мне просто хотелось показать тебе, какую боль ты мне причинил, и сделать тебе так же больно, но теперь, мне кажется, уже довольно, так что, пожалуйста, Питер, пожалуйста, не уходи!» Я уже вскочила и собиралась броситься на улицу, когда внезапно зазвонил мобильный телефон, наигрывая знакомую мелодию. Питер оставил его на столе. Я взглянула на крошечный экран, где, к моему изумлению, появились и запульсировали в такт музыке два переплетающихся сердца. Когда передали сообщение, вспыхнул красный огонек. Я знала, от кого это сообщение. Питер вернулся в дом, чтобы забрать второй чемодан, а когда он ушел с Грэмом, который печально трусил за ним по пятам, я нажала на кнопку с надписью «Play».
«Милый, – услышала я голос Энди Метцлер, – надеюсь, у тебя все в порядке. Не могу дождаться, когда увижу тебя. Приходи попозже. Я поставила шампанское в лед. Люблю тебя! Пока!»
– Фейт… – окликнул меня Питер, встав на ступеньку. – Фейт… я…
– До свидания, Питер, – просто сказала я и закрыла дверь.
Некоторые женщины сражаются за своих мужчин, не правда ли? Если у них появляется соперница, они сжимают кулаки, выпускают когти и обороняются как только могут. Они защищают свою территорию так же свирепо, как миссис Тетчер защищала Фолькленды. Но я не принадлежу к числу подобных женщин. Теперь я знаю это. Голос Энди не поднял меня на сражение, напротив, я была абсолютно раздавлена. Слушая ее, я просто физически ощущала, как глубоко внутри происходят изменения: сердце забилось в три раза быстрее, из груди вырывалось прерывистое дыхание, а руки покрылись гусиной кожей. Произнесенное ею слово «милый» словно нож вонзилось в мое сердце. Интимность, с которой она говорила «Люблю тебя», показалась оскорбительной. Мысль об охлажденном шампанском в ее спальне вызвала в воображении образы, от которых появилась резь в желудке. Но все же я, как мазохистка, не отгоняла их. Я представила себе, как Энди в белье от «Ла Перла» медленно раздевает Питера. Я так и видела, как она проводит кусочком льда по его груди, как ее наманикюренные пальцы ласкают его рыжеватые волосы, представляла, как она целует его и тянет на кровать. Когда я рисовала себе, как они занимаются любовью, мне казалось, будто я слышу ее стоны и вздохи. И я представила, как врываюсь в ее спальню со своим самым большим ножом и вонзаю его ей в сердце. Моя ненависть к ней была такой первобытной, такой неистовой, что я сама была потрясена. Я прежде не знала, что способна на подобную ненависть, но теперь поняла, что это так. Связь Питера открыла мне темную сторону в самой себе, о существовании которой я не подозревала. Но Питер принадлежит мне, пыталась я объяснить свои чувства. Он был моим мужем пятнадцать лет. И эта гнусная, гнусная тварь ворвалась в нашу жизнь и собирается отнять его. Так что вполне естественно, что мне хочется убить ее. Но я знала, что не сделаю этого. Я справлюсь с этим горем по-своему, потому что гордость не позволит мне сражаться за Питера. В любом случае это может ни к чему не привести. Взять, например, Деллу Бови – вздорная Делла, бедная девочка. Она так храбро сражалась против Антеи Тернер,[64] но одержала только временную победу. И я не сомневалась, что Энди тоже в итоге получит Питера. В конце концов, она ведь безжалостная «охотница за головами». О нет, я не собиралась вести войну.
64
Речь идет о скандально известном браке актрисы и телезвезды Антеи Тернер с миллионером Грантом Бови.