– Да. Видишь ли, раньше все нанимали создателей Лиц, потому что хотели иметь самые новые, самые яркие улыбки или самые гордые взгляды. Трагический набор был совсем другим. В нем были печальные Лица. Страдающие Лица. Отважные Лица. Не всегда красивые, но с их помощью люди выглядели глубокими и интересными, как будто у них есть тайные печали. Двор пришел в восторг. С тех пор она знаменитость.
– Но… какая она? Имею в виду, она хорошая? Ей можно доверять?
– Доверять? – Эрствиль поковырялся в зубах. – Она же создательница Лиц. Все в ней – фальшь. И на продажу.
– Но… Лица же должны откуда-то рождаться? – настойчиво спросила Неверфелл. – Я хочу сказать, за ними должны быть чувства. Так что… может, семь лет назад с ней что-то случилось, какая-то трагедия, поэтому она и придумала все эти Лица?
Эрствиль пожал плечами. Ему уже надоела мадам Аппелин.
– Я не могу сидеть и болтать весь день. – Он стряхнул скорлупки в ладони Неверфелл. – И ты тоже. Нечего сидеть клушей. Тебе же надо готовить ваш драгоценный сыр для банкета, да?
Приближение великого банкета всегда вызывало трепет в туннелях Каверны. Парфюмеры в масках капали одну-единственную каплю жемчужной жидкости в просторный вольер, чтобы выяснить, сколько птиц впадут в экстаз. А меховщики аккуратно сдирали шкурки с кротов, чтобы пошить из них тончайшие перчатки. Все предметы роскоши тщательно изучали, ведь какие-то могли оказаться слишком примитивными для двора, а какие-то – слишком изысканными, чтобы ими можно было пользоваться.
Для Грандибля и Неверфелл банкет означал только одно – дебют великого Стакфолтера Стертона. Это был сыр невероятных размеров и весом с Неверфелл. Стер-тоны славились способностью вызывать особые видения. Эти сыры показывали людям правду, которую они и так знали, но нуждались в напоминании, потому что либо забыли, либо не хотели ее видеть. Стертоны также были невероятно трудны в изготовлении, и Грандибль и Неверфелл приложили все силы, чтобы Стакфолтер Стертон созрел к нужному моменту. Его готовили, как невесту к свадьбе.
Каждый день требовалось покрывать пятнистую бело-оранжевую корку Стакфолтера Стертона смесью из масла примулы и мускуса и тщательно расчесывать его длинные тонкие отростки. Но что еще важнее, каждую сто сорок одну минуту огромный, почти полтора метра в диаметре, сыр надо было переворачивать, и для этого нужны были два человека. То есть каждую сто сорок одну минуту Грандибль и Неверфелл должны были бодрствовать.
В бессолнечном мире Каверны не существовало ни дня, ни ночи, но по молчаливой договоренности все делили сутки на двадцать пять часов. Чтобы в сырных туннелях всегда кто-то бодрствовал, Грандибль и Неверфелл спали в разное время. Грандибль обычно с семи до тринадцати, а Неверфелл – с двадцати одного до четырех. Но один человек не смог бы перевернуть Стертон.
После трех суток, в течение которых им ни разу не удалось поспать больше двух часов подряд, Грандибль и Неверфелл стали нервными. Дело осложнялось еще и тем, что перед банкетом на них посыпались заказы. В высших кругах прослышали о дебюте великого Стер-тона, и внезапно творения Грандибля вошли в моду. Начали поступать небольшие заказы от блистательных леди, в том числе от мадам Аппелин, которая однажды заказала маленький кусочек Каприза Зеферты. Судя по всему, эта леди утратила надежду заполучить Стертон, и все же Неверфелл цеплялась за надежду, как утопающий за соломинку.
– Разве мы не можем отослать крошку-другую Стер-тона мадам Аппелин? Пожалуйста! Давайте! Мы можем отослать ей пробу от образца!
Рядом с огромным Стертоном лежала его маленькая копия, напоминавшая яйцо неправильной формы. Ее разрежут перед тем, как Стертон отправится навстречу славе, чтобы убедиться: сырная мякоть именно такая, как нужно.
– Нет.
В конце концов страсти накалились. Все прочие сыры заметили предпочтение, отдаваемое Стертону, и начали жаловаться на нехватку внимания. Сердитые бри обиженно сочились сывороткой. Взрывной Квимп неожиданно загорелся, спрыгнул с полки и укатился довольно далеко – Неверфелл с трудом поймала его во влажное полотенце и затушила огонь. А те короткие минуты сна, которые выпадали на долю Грандибля, то и дело прерывались дикими воплями Неверфелл, нуждавшейся в помощи или боровшейся с надоедливыми насекомыми.
– Мастер, мастер, можно я разберу пресс? Мы поместим сыр между двумя половинками, я приделаю к ним рычаг, и можно будет переворачивать сыр в одиночку. Тогда мы сможем нормально спать, мастер Грандибль. Можно я попробую?
Грандибль, нетерпеливо отмахивавшийся от разных непрактичных предложений, задумался и почесал подбородок.