– Чем тебя не устраивает латынь?
Оскар сполоснул тряпку и выжал ее.
– Такая скучища! Мертвый язык, на котором никто больше не говорит.
– Чепуха! – возразил Гумбольдт. – Латынь – язык большинства наук о природе. Даже в зоологии, не зная латыни, ты не сможешь разобраться в названиях тех или иных видов или правильно классифицировать их. Кроме того, владея латынью, гораздо легче освоить большинство романских языков. Ну, а теперь все-таки продолжим, – он повернулся к доске.
Но Оскар не сдавался.
– А зачем тогда лингафон, – заметил он, – если все равно приходится изучать языки?
– Как тебя понимать?
– Я говорю о нашем приборе-переводчике. Почему мы должны зубрить слова и грамматику, если у нас есть устройство, которое может переводить с любого языка – даже с такого, который в Европе до сих пор не известен. С его помощью «заговорила» даже Вилма. Почему бы не пользоваться лингафоном, а сэкономленное время потратить на что-нибудь более полезное?
Гумбольдт скрестил руки на груди.
– Ни один, даже самый совершенный прибор не может заменить изучение языка. При этом в первую очередь развивается логическое мышление и организуется мыслительный процесс, – ответил Гумбольдт. – Что помогает сохранять голову ясной. Кроме того: а как быть, если отсутствует источник электрического тока или лингафон испортится? Техника – вещь очень хрупкая, и далеко не всегда исправно служит в тех местах, куда нас время от времени заносит. Вы же не хотите закончить жизнь в котле у каких-нибудь полудиких аборигенов только потому, что поленились как следует развить языковой центр своего мозга? – Он протянул руку Оскару, помогая ему подняться. – Довольно тебе возиться с этим. Иди садись, и продолжим.
Оскар уселся на место, чувствуя себя круглым идиотом. Нашел с кем ввязаться в спор! Гумбольдт был человеком, который привык добиваться того, чего хотел. Так сказать, прирожденным победителем. Это было у него в крови. Как и у его отца, знаменитого натуралиста Александра фон Гумбольдта. Если, конечно, они и в самом деле были отцом и сыном. Он уже совсем было решил, что этот Святой вечер – худший в его жизни, когда раздался громкий стук в парадную дверь.
Гумбольдт помедлил, выглянул и только после этого покинул кабинет, ворча на ходу:
– Дадут ли мне в этом доме хоть полчаса покоя!
2
Выглянув из окна кухни, Шарлотта увидела всадника – курьера Прусской почты. Синий форменный сюртук с красными кантами, узкие брюки с лампасами, на голове – фуражка с красным околышем. Лошадь посыльного всхрапывала и вздрагивала, с удил срывались клочья пены – очевидно, она всю дорогу неслась галопом.
Шарлотта опустила занавеску.
– Кажется, это курьер экстренной доставки.
Элиза, которая в эту минуту пыталась оттереть специальным мылом чернила с платья девушки, подняла голову.
– Почему ты так решила?
– Я видела у него в руках письмо. Такие конверты используют только для очень срочной корреспонденции.
Желто-серый длинный конверт был запечатан красным сургучом.
– Пойду-ка взгляну, – Шарлотта поспешила к двери, где ее дядюшка уже здоровался с курьером.
Почтальон приподнял фуражку и поклонился.
– Герр Донхаузер?
Девушка заметила, как ее дядя сердито поджал губы при упоминании имени, которое официально носил. Она-то не сомневалась, что он действительно был внебрачным сыном Александра фон Гумбольдта, хотя этот факт до сих пор оставался не доказанным. И вообще этой темы в его присутствии не следовало касаться.
– У меня для вас приглашение. – Латунные пуговицы с имперским орлом сверкнули на солнце. – Распишитесь о получении, пожалуйста.
Курьер протянул ученому официальную бумагу и карандаш. Гумбольдт поставил подпись и взял конверт.
– И еще письмо – для фрейлейн Шарлотты Ритмюллер. Это вы, барышня?
– Да, – Шарлотта взяла письмо и быстро взглянула на обратный адрес. – Я тоже должна расписаться?
– Нет, благодарю. В этом нет необходимости.
Гумбольдт сунул руку в карман и протянул курьеру несколько монет.
– Премного благодарен, – поклонился почтовый служащий. – Желаю приятного дня. С Рождеством вас!
С этими словами он вскочил в седло, и подковы его лошади снова защелкали по брусчатке.
– Что там внутри? – поинтересовалась Шарлотта. – Кто нам пишет?
– Нам? – ученый насмешливо покосился на племянницу. – Если мне не изменяет зрение, на конверте стоит только мое имя.
Девушка не сдавалась: