За месяц Амелия напилась всего дважды. Правда, Филипп подозревал, что еще пару раз она перехватила втихаря «колесико» (как школьница, в туалете — стыдно, госпожа баронесса, стыдно!) — но подозрение к делу не пришьешь.
Разумеется, это не значило, что она не пила в остальное время — любое посещение дискотеки, ночного клуба или вечеринки не обходилось без спиртного. Но напивалась до такого состояния, что её приходилось тащить домой чуть ли не на себе, только дважды.
Одно утешение — в этом состоянии Амелия обычно была не строптива. Иногда, правда, бормотала какую-то чушь вроде «Иди сюда» или «Перепихнемся?», но в целом проблем не создавала.
Выпить она, вообще-то, могла довольно много, при этом почти не пьянея. Но порой словно срабатывало какое-то реле, и после очередного глотка оживленная, искрящаяся весельем и энергией женщина превращалась в пошатывающуюся и мало что соображающую пьянчужку.
В последний раз, увидев, что язык у нее начал заплетаться, а глаза остекленели, Филипп не стал церемониться — подошел, подхватил ее под руку и развернул в сторону выхода.
— Поехали-ка домой!
— Хчу ще веселиться! — запротестовала Амелия, тем не менее послушно перебирая ногами в нужном направлении.
— Там повеселимся.
— Пер…пихнемся?! — уточнила она.
— Возможно.
Баронесса почти дошла до выхода, но вдруг вновь остановилась.
— Поп…прощаться!
Очевидно, с пьяных глаз она вообразила, что это какой-то прием, а не заштатная дискотека.
— Ты уже попрощалась! — недолго думая, соврал Филипп.
— Точн?!
— Точно!
Больше она не сопротивлялась: села в машину, пристегнулась и напевала что-то себе под нос, пока не задремала.
Постепенно Филипп все больше приспосабливался к ритму жизни Амелии. Самым спокойным для него временем были те дни, которые она проводила в мастерской — спускалась туда утром и возвращалась лишь поздно вечером.
Продолжалось это обычно дней пять, потом «творческий всплеск» иссякал, и баронесса начинала вести активную светскую жизнь: аукционы, верховая езда, покупки, теннис, вечеринки и дискотеки — вот тут надо было держать ухо востро! Хорошо еще, что она до сих пор не завела постоянного любовника взамен того бразильца — не дай Бог, мог попасться очередной любитель кокаина или таблеток.
В подобных развлечениях проходила примерно неделя, после чего Амелия снова запиралась в мастерской, а Филипп имел возможность отдохнуть и выспаться.
Но на время круиза с этим более-менее установившимся режимом приходилось распрощаться…
Казалось бы, о таком можно только мечтать: трехнедельная прогулка по Средиземноморью на комфортабельнейшем судне! Но Филипп понимал, что лично ему отдых не светит: ведь придется присматривать не только за Амелией, но и, по мере возможности, за ее гостями — а к моменту отплытия он был уже уверен, что от этой компании не приходится ждать ничего хорошего.
Для начала двое гостей опоздали, и разъяренная Амелия то носилась по верхней палубе и орала: «Хватит, отплываем, и черт с ними!», то говорила: «Нет, надо подождать, они вот-вот приедут!», то снова начинала ругаться.
Но опоздавшие наконец приехали, яхта, погудев, отошла от причала — и начался круиз!
Гостей было двенадцать. Филипп успел рассмотреть их, пока они поднимались на борт и расходились по каютам.
Сам он жил в одноместной каюте, второй по правому борту. Его соседкой оказалась Иви — та самая рыжуха, которую ему когда-то пришлось отшить. Он подозревал, что Амелия поселила их рядом не случайно, а из садистского любопытства: как он выкрутится на этот раз?!
Двухместную каюту рядом с ней занимали двое высоких, спортивных, очень похожих друг на друга темноволосых парней — Крис и Грег. И, наконец, в четвертой каюте обитала та самая пара, которая своим опозданием задержала отплытие: Макс — высокий длинношеий блондин, похожий на гусака — и Кристина, симпатичная брюнеточка.
По левому борту жили: Мария, известная фигуристка — бесцветная, худая и жилистая — и ее подруга Грета — тоже блондинка, но невысокая, пухленькая и смешливая.
Следующая каюта: Артур и Катарина — среднего роста носатый шатен и худощавая блондинка (сплошные блондинки!).
Следующая, одноместная — Генрих и Мария. Мария приглашена не была, ее привез с собой Генрих. В компании она никого не знала и смотрелась «чужеродным телом»: маленькая, тощенькая, с пестрыми волосами.