– Вероятно. – Клара повернулась к Рейн-Мари. – Я поставила новые коробки у камина в гостиной. Думала, мы могли бы просмотреть их там.
Слово «новые» не вполне отражало действительность.
Клара помогала Рейн-Мари в бесконечном деле разбора и систематизации так называемых архивов местного исторического общества. Эти архивы представляли собой множество коробок, в которых лежали фотографии, документы, разные предметы. Собранные более чем за сто лет на чердаках и в подвалах. Принесенные с дворовых распродаж и из церковных кладовок.
И Рейн-Мари подрядилась их разобрать. Это была та еще работенка. Но Рейн-Мари все устраивало. Прежде она работала старшим библиотекарем и архивистом в Национальном архиве Квебека. И, как и ее муж, была влюблена в историю. А особенно – в историю Квебека.
– Разделите с нами ланч, Арман? – спросила Клара. В кухне витал запах супа. – Я принесла багет из пекарни.
– Non, merci, я собираюсь в бистро.
Он показал ей книгу, которую держал в руках. Его дневной субботний ритуал. Ланч, пиво и книга перед камином в бистро.
– Только не от Жаклин, – сказала Рейн-Мари, показывая на багет.
– Нет, это от Сары. Я уверена. Хотя шоколадные пирожные с орехами, которые я купила, делала Жаклин. А это важно? – спросила Клара, нарезая хрустящий багет. – Чтобы пекарь умел печь багеты?
– Здесь? Это жизненно важно, – ответила Рейн-Мари.
– Да, – закивала Клара. – Я тоже так думаю. Бедная Сара. Она хочет передать пекарню Жаклин, но я не знаю…
– Ну, может, шоколадных пирожных достаточно, – сказал Арман. – Наверное, я смог бы научиться размазывать сыр бри по шоколадному пирожному с орехами.
Клара поморщилась, но потом задумалась. А что, все возможно…
– Жаклин здесь всего несколько месяцев, – заметила Рейн-Мари. – Может, еще научится.
– Сара говорит, с багетами дело такое: либо у тебя это есть, либо нет, – возразила Клара. – Что-то связанное с прикосновением, а еще с температурой рук.
– Они должны быть горячие или холодные? – спросил Арман.
– Не знаю, – ответила Клара. – Слишком много информации мне ни к чему. Я хочу верить, что багет – это волшебство, а не какая-то ошибка природы. – Она положила хлебный нож. – Суп почти готов. Пока он разогревается, не хотите ли взглянуть на мою последнюю работу?
Это было не похоже на Клару – предлагать взглянуть на ее работу, особенно если процесс еще идет. По крайней мере, когда Арман и Рейн-Мари неохотно прошли через кухню в мастерскую, они надеялись, что процесс действительно еще идет.
Обычно они радовались редкой возможности увидеть работу Клары, когда она создавала свои удивительные портреты. Но совсем недавно стало ясно, что ее представление о завершенной работе кардинально отличается от того, что под этим понимали все остальные.
Оставалось только гадать, что такого видела она, чего не видели другие.
Мастерская была погружена в темноту, окна впускали лишь северный свет, и в хмуром ноябре его отчаянно не хватало.
– Эти готовы, – сказала Клара, показывая в темноте на полотна, стоящие у стены.
Она включила свет.
– Ты уверена? – еле выдавила из себя Рейн-Мари.
Некоторые портреты казались законченными, однако волосы на них были едва обозначены карандашом. И на руках оставались пятна, кляксы.
Портреты по большей части были узнаваемы. Мирна. Оливье.
Арман подошел к портрету Сары, владелице пекарни, прислоненному к стене.
Изображение Сары было одним из наиболее завершенных. На ее морщинистом лице застыло то выражение желания быть полезной, которое Арман тут же узнал. Гордость, еле сдерживаемая. И в то же время Кларе удалось передать ее уязвимость. Сара словно боялась, как бы зритель не попросил у нее того, чего у нее нет.
Да, лицо, руки, поза – все очень подробно выписано. Но… Ее рабочий халат остался в наброске, без всяких деталей. Казалось, Клара потеряла интерес к портрету.
Грейси и Лео, ее брат, сражались на бетонном полу, и Рейн-Мари наклонилась, чтобы погладить их.
– Что это?
Все слегка сжались, услышав ворчливый голос.
В дверях стояла Рут с Розой на руках, указуя перстом в мастерскую.
– Господи Исусе, какой ужас, – произнесла старая поэтесса. – Кошмар. Сказать «уродство» – значит ничего не сказать.
– Рут, – вмешалась Рейн-Мари, – кому, как не вам, знать, что творчество – это процесс.
– И не всегда успешный. Я серьезно. Что это?
– Это называется искусство, – сказал Арман. – И не обязательно, чтобы вам нравилось.
– Искусство? – с сомнением переспросила Рут. – Неужели? – Она нагнулась и позвала: – Иди сюда, Искусство. Иди сюда!
Они переглянулись. Даже для впадающей в деменцию Рут это было уже слишком.