Выбрать главу

Никогда еще предостережения папы и Шейда не казались столь ясными.

– Нога еще тебя беспокоит?

Я так стараюсь, изображая хромоту, что едва замечаю тревогу в его голосе.

– Все нормально, – наконец отвечаю я, поджав губы, словно от боли. – Бывало и хуже.

– Да уж, помню, как ты сиганула с крыльца Эрни Уика, – говорит Килорн.

В тот день я сломала ногу и несколько месяцев проходила в гипсовом лубке, который стоил нам обоим половину наших сбережений.

– Я в этом была не виновата.

– Если не ошибаюсь, тебя никто не толкал.

– Меня взяли на слабо.

– С ума сойти, кто же на это решился?

Килорн хохочет, когда мы оба минуем двойную дверь. Коридор за нею, очевидно, выстроен недавно – краска местами еще кажется сырой. Над головой мигают лампочки. «Плохая проводка». Я чувствую места, где электричество искрит и обрывается. Но одна линия энергии остается непрерывной – она течет по коридору налево. К моей досаде, Килорн поворачивает направо.

– А что там? – спрашиваю я, указав в другую сторону.

– Не знаю.

Он не лжет.

Лазарет на Таке не такой мрачный, как на подводной лодке. Узкие высокие окна открыты, так что помещение полно свежего воздуха и солнца. Белые халаты снуют туда-сюда между пациентами, у которых – что приятно – на повязках нет свежей крови. Слышатся негромкие разговоры, тихое покашливание, даже чей-то чих. Этот легкий шум не прерывают ни вопли боли, ни хруст костей. Никто здесь не умирает. «Возможно, все, кто мог, уже умерли».

Шейда нетрудно найти – и на сей раз он не притворяется спящим. Нога у него по-прежнему задрана, но она покоится на более удобном подвесе, а плечо заново перевязано. Повернувшись направо, он с мужественным выражением лица смотрит на соседнюю койку. Мне не видно, кто там. С двух сторон висят занавески, отделяя того, кто занимает койку, от остальных обитателей лазарета. Когда мы подходим, я вижу, что губы Шейда быстро движутся, шепча слова, которые я не могу разобрать.

Он замолкает, заметив меня, и я чувствую себя обманутой.

– Ты только что разминулась с громилами, – говорит он, отодвигаясь, чтобы дать мне место на койке. Сиделка подходит, чтобы помочь, но Шейд движением раненой руки отсылает ее.

«Громилы» – давнее прозвище наших братьев. Шейд в детстве был мелковат и часто служил боксерской грушей для Бри. Трами был добрее, но всегда подражал силачу-брату. В конце концов Шейд стал достаточно смышленым и проворным, чтобы избегать обоих – и научил тому же самому меня. Не сомневаюсь, теперь он отослал их, чтобы иметь возможность с глазу на глаз поговорить со мной – и с тем, кто лежит за занавеской.

– Они меня уже довели до ручки, – отвечаю я с улыбкой.

Для посторонних мы – просто болтающие брат с сестрой. Но Шейд все понимает, и его глаза темнеют, когда я подхожу к изножью кровати. Он замечает мою притворную хромоту и чуть заметно кивает. Я делаю то же самое. «Я поняла тебя, Шейд, шумный и милый».

Прежде чем я успеваю спросить про Кэла, раздается знакомый голос. Услышав его, я скриплю зубами и заставляю себя сохранять спокойствие.

– Как тебе остров, девочка-молния? – спрашивает Фарли с задернутой занавесками койки рядом с Шейдом.

Она свешивает ноги на пол и поворачивается ко мне, вцепившись обеими руками за одеяло. Боль искажает ее миловидное лицо, изуродованное шрамом.

От этого вопроса нетрудно уклониться.

– Еще не поняла.

– А полковник? Как он тебе нравится? – продолжает Фарли, понизив голос.

Взгляд у нее осторожный и непроницаемый. Невозможно угадать, чтó она хочет услышать. Поэтому я жму плечами и принимаюсь поправлять Шейду одеяло.

Ее губы искривляет нечто вроде улыбки.

– Он с самого начала производит сильное впечатление. Хочет доказать, что ни на секунду не ослабляет бдительности, особенно рядом с такими людьми, как вы двое.

Я немедленно огибаю кровать Шейда и становлюсь между Фарли и моим братом. К сожалению, я забываю, что надо хромать.

– Поэтому он забрал Кэла? – спрашиваю я резко. – Нельзя было оставлять такого воина на свободе, чтобы самому не выглядеть скверно?

Фарли опускает глаза, словно от стыда.

– Нет, – негромко отвечает она. Это звучит виновато, хотя я и не понимаю, за что она извиняется. – Полковник забрал принца не поэтому.

В моей груди расцветает страх.

– Тогда почему? Что он сделал?