— Я пока поживу здесь. В конце концов, уже несколько лет я считаю этот дом своим.
Он понимающе кивнул и поднялся.
— Вам не помешает разок-другой проветриться. Позвоните мне, если будет желание. — Он что-то написал на карточке и протянул ей.
— А как вы попали в английскую армию? Были в подполье?
— Двинул на запад с войсками союзников. Я лейтенант запаса, а к англичанам присоединился во время арнемской операции. Позднее стал у них офицером связи.
— Значит, вы все-таки скрывались?
— Можно и так сказать, но я считал это просто переменой адреса. Когда мы второй раз угодили в плен, я смылся. А теперь вот надеюсь снова вернуться в школу.
— В школу?
— Я учитель истории.
Когда он ушел, она взглянула на карточку. Рейнир Фарендонк. Номер телефона. Теперь его не нужно было заучивать.
Стол, за которым она сидела накануне, был накрыт для завтрака. Подавала девчушка лет шестнадцати, черноглазая, с короткими черными волосами. У окна напротив сидела чета фламандцев. Муж аппетитно макал корочку хлеба в стоявшую перед ним глазунью. К ее облегчению, вчерашнего картежника не было видно. Пока девочка наливала кофе, она спросила, как ей найти доктора.
— Очень просто. Спросите у моего отца, он как раз на улице.
В окно было видно, как Сассинг моет машину.
Когда она вышла из кафе, он отложил губку и кусок замши и вооружился сухой тряпкой. Не поднимая головы, он объяснил ей дорогу: доктор жил на самом краю деревни. Она подумала было, не спросить ли еще раз о Марии, но по тому преувеличенному вниманию, с каким он начищал бампер, поняла, что возвращаться к этой теме не стоит. День прояснился; лучи солнца, пробиваясь сквозь листву каштанов, освещали выпуклые камни мостовой, еще блестевшие после дождя. Канавы были полны пожелтевших листьев.
Приемная доктора Зехелрике располагалась во флигеле со стеклянной стеной, откуда открывался вид на лужайку, окруженную вязами. Она позвонила ему и попросила принять ее по делу, не связанному с его медицинской практикой. И вот он ждет ее.
Доктор, немолодой уже человек с обветренным лицом, с глубокими залысинами, обрамленными редкими седыми волосами, сидел за письменным столом. Ее отцу было бы сейчас примерно столько же лет. Но она не могла представить себе этого. За долгие годы воспоминания о нем слились в одно: потерянная одинокая фигура, застывшая на обледенелом мосту.
— Я прошу вас рассказать мне о Марии Роселир.
— Мария Роселир, — медленно повторил он. Руки, до тех пор спокойно лежавшие на листе промокательной бумаги, принялись перебирать, сдвигая со своих мест, аккуратно расставленные на столе предметы: прибор для измерения давления, прозрачное пресс-папье, фотографию в серебряной рамке. — Вы ее родственница?
— Нет.
— Знакомая?
— Тоже нет. Быть может, вы сочтете это чудачеством, но я давно мечтаю побольше узнать о ней. Мысль, что я знаю о ней так мало, не дает мне покоя.
С обратной стороны в рамку был вставлен кусочек черного картона с откидной, тоже картонной, подставкой. Она вспомнила семейные портреты в рамках, которые в дни ее детства выставлялись на туалетном столике, когда у них гостили бабушка и дедушка. Старики хотели видеть сразу "всю семью", почему-то им это было важно. Картонные подставки быстро приходили в негодность, и нужно было их подклеивать.
— Я много лет собиралась в Авезеел. Да все никак не выходило. Вчера наконец собралась и села в машину. В гостинице я узнала, что вы давно практикуете здесь, и поэтому решила обратиться к вам. Мне кажется, доктор в таком небольшом местечке хорошо осведомлен.
— Да, врач знает много, но, увы, не все может рассказать. А в гостинице вы ничего не добьетесь.
— Верно, народ у вас, похоже, не очень разговорчивый.
— Да. Особенно если речь заходит о щекотливых вопросах. — Он передвинул бланки для рецептов. — Погодите, не вы ли пользовались ее документами во время войны?
— Вам это известно?
— Да, у нас был свой человек в канцелярии, который передавал подпольщикам регистрационные карточки. Вы, наверно, слышали об этом. Так делали повсюду. Остальное ребята брали на себя. Скольким они помогли скрыться по нашим документам! Лично я был против таких рискованных затей, ну да что теперь говорить…
Они одновременно посмотрели в окно. Тень облаков накрыла лужайку. Сорока перескочила с крыши сарая на белую садовую скамейку.
— Имя "Карло" вам что-нибудь говорит?
— Ну конечно, это подпольная кличка юноши из Сопротивления.
Такого она не ожидала. Только теперь до нее полностью дошел смысл сказанной им фразы: "Кончится война, съезди в Авезеел".